Мальчики + девочки =

Когда заболел щен, надо было везти его в ветлечебницу, а она у меня через весь город, на Восьмого марта, такси как назло не было, остановился частник, заломивший сумму, равную моему трехдневному заработку. Я засмеялась и сказала ему это. Он говорит: это ваши проблемы. Я говорю: у меня больная собака. Он говорит: это тоже. – Что тоже? – Тоже ваши. – А какие ваши? – Мои – мои, я к вам с ними не суюсь. – А я суюсь? – Вы суетесь. – Но ведь это естественно, что одни люди суются со своими проблемами к другим, на этом мир держится, а если это развалится, то и мир развалится. – Вы поедете или нет, если нет, закройте дверь, холодно. Я поехала и всю дорогу разговаривала со своим псом, обращаясь к нему, но в действительности к водителю, дабы сбить с него грубость как с человека и расположить к себе как человеку. Я была уверена, что мне удалось, и когда остановились, спросила: сколько с меня? – Я ведь сказал. Я хотела смять деньги, скатать их в комок и бросить ему в лицо, но не бросила, а перегнулась через спинку сиденья и положила рядом с ним, не смятые, ничего, напротив, еще разгладила так пальцами, потом взяла щена и вышла.

Парень был молодой, как Петр, и лицо нормальное. А вот поди ж ты.

В ветлечебнице заняла очередь и встала у окна, долго стояла и глядела на улицу, а перед глазами были эти ден знаки и немного торчащие глаза на нормальном лице парня, а после все заволоклось пеленой, в которой я сперва различала блеклые разводы, полосы и спирали, а после плечо моего мужа, высунувшееся из-под одеяла, белое-белое, словно из него вытекла вся кровь, а после щена у стекляшки, а после маленького брата, задохнувшегося в дифтерите, а после руки матери, режущие капусту почему-то сияющим лезвием бритвы, это сияющее лезвие ушло глубоко мне под веки, прямо в мозг. Гражданка, гражданка, это ваша собака наделала?! Мой щен никуда от меня не отходил, я чувствовала его тепло у своей ноги все время, что была здесь, точнее, пока меня здесь не было, а он сидел, прислонившись ко мне горячим больным боком, и я вдруг закричала: да не моя это, не моя, какое вы имеете право, она тут, а это там, она не отходила от меня ни на шаг, это ваше, ваше, вы виноваты, а все хотите свалить на других, невиновных! Поднялся шум и гвалт, присутствующие начали орать друг на друга, а одна девочка лет семнадцати, с высокой белой собакой, у которой свисали длинные уши, холодно посмотрела на меня и сказала матери, принимавшей активное участие в конфликте, отчетливо так сказала, я прекрасно слышала: да не связывайся ты с ней, она скоро умрет.

И я поверила ей и сразу остыла.

* * *

С тех пор минула прорва лет. Умерли Пэгги и Алексей Веньяминыч. Марь Иванна дважды побывала в дурдоме, я ее навещала. Петр по большей части живет в Германии, где ему подарили студию, он там работает. Картины его выставляются по всему миру. Оказывается, он пил и перестал. Белла уехала в Израиль. Ее замминистра попал в администрацию президента и бросил ее. Не администрацию, а Беллу. Слава Богу, жив мой щен. Но нет страны, в которой все это происходило. Кляня все, чем она измучила меня, моих близких и дальних, я люблю ее прогорклой и нежной любовью и плачу.

ИЗ АМЕРИКИ В РОССИЮ С ЛЮБОВЬЮ. 2004 Электронные письма