Мальчик девочку искал

Нет, все же не как у Авки. У того – ручьем, а у Гуськи – крупные капли. Они смывали на щеках старые полоски и оставляли новые. Видимо, вспомнился жуткий переход туда и обратно среди кусачей болотной твари.

В первую секунду пришло к Авке облегчение – дома все в порядке. Но это лишь на миг. А в следующий миг…

Гуська плакал не отворачивая лица. Капли падали с треугольного подбородка. На подбородке был розовый бугорок – как на ногах. Неужели и сюда допрыгнула подлая мохнатка?

Всякие чувства приходилось испытывать Авке. И стыд тоже. Но самый большущий стыд из тех, что случался раньше, был крошечный пустяк по сравненью с нынешним. С тем, что липко и беспощадно вылился на Авку, заставил съежиться и задохнуться. И не просто стыд, а еще и режущая жалость к измученному и отчаянно храброму Гуське. И понимание, какой он, Авка… нет, не бзяка… Тут даже подходящего названия не найдешь, разные там "бзяки" и "гугниги" – это просто ласковые слова.

Господи, что же делать-то?!

Авка оглянулся. Сквозь размытый от слез воздух увидел то, что хотел. Сухой, торчащий из травы стебель тыквогонского черного репейника. Толщиной почти в руку, высотой до груди. Яростно потянул его, вырвал с земляным комлем. Сунул эту палицу Гуське в руки:

– На…

– Ты чего? – испугался Гуська.

– На!

– Авка, ты чего…

Авка вытянул руки по швам и низко наклонил голову.

– Огрей меня по башке… Не один раз, а сколько хочешь. Хоть сто!

– Зачем?

– Огрей, а потом прости… Ладно?

Гуська уронил палицу. Поднял мокрое лицо. Придвинулся, взял Авку за лямку.

– Ты, значит, больше не злишься на меня?

– Я? На тебя? – Авка взял Гусенка за птичьи плечи. – Я был глупый, как пустая тыква. Даже не понимал, кто мой самый настоящий друг…

Гуська уткнулся Авке в грудь треугольным подбородком. Розовым бугорком. Глянул снизу вверх.

– А сейчас… Значит, я больше не буду хлястик?

– Хочешь, я буду твоим хлястиком? – почти искренне сказал Авка.

– Не-а… Я хочу, чтобы мы одинаково… – И уже не подбородком, а щекой прижался к пыльной Авкиной рубашке.

Они были одни на Щетинистом острове, и можно было не стесняться такого вот чересчур нежного выражения дружеских чувств (если бы кто увидел, сразу: "Бзяки-обслюняки!"). Впрочем, эту трогательную сцену почти сразу прервал житейский случай. Веревочный Гуськин поясок ослаб, и пришлось ловить штаны. Это насмешило и Гуську, и Авку. Почему-то очень насмешило. Они принялись хохотать – сильнее, сильнее, пока оба не свалились в жесткую траву. Рядышком. Посмеялись еще. Потом сели под осокорем. Гуська весело подышал и спросил тоном равноправного человека:

– Авка, а как там внизу-то? Договорился с китами?

– Все в порядке. Уже едем…

– Вот, значит, почему был толчок! Будто кто-то качнул остров…

– Ага. Это когда они двинулись в путь. Мудрилло, Храбрилло и Хорошилло… Сперва поспорили, а потом согласились.

– Авка, расскажи! Ну, всё-всё, как там было…

– Ладно…

Очень хотелось домой, но не обижать же Гуську! И Авка начал рассказывать по порядку. Про все свои приключения. Вплоть до толстогубой и языкастой пасти шароглота.

Гуська притиснулся к Авке плечом.

– Жуткая какая страхотища! Я бы помер… Авка, ты будто рыцарь Шампур Тыквонадутый! Помнишь, его великан сглотнул, а тому хоть бы что!

– Ты ведь тоже как рыцарь, Гуська. Два перехода через болото в одиночку… Ох, а как ты тут один ночью-то?

– Ну, так… – без героизма в голосе отозвался Гуська. – Ничего… Только мороз по коже, когда шкыдлы воют…

– Кто воет?

– Шкыдлы. Это вроде болотных крыс, только с обезьяньими лапами. Они тут совсем недавно появились…..

– Я никогда не слыхал про таких!

– Я раньше тоже не слыхал. Мне про них недавно рассказал Фуба Горшок. Ну, знаешь, большой такой, его из гончарного училища выгнали, он теперь тыквенными семечками торгует на рынке…

– Врет, наверно!

– Не, он сказал: бзяка-засрака буду, если вру…

– Ты чего такие слова говоришь!

– Это он, а не я.

– А ты повторяешь! – Но тут Авка вспомнил, что Гуська уже не хлястик, нечего воспитывать. Сменил тон: – Ты этих… шкыдлов только слышал? Не видел их?

– Не… Ты не бойся, говорят, они только ночью вылезают из камышей. А при солнышке не показываются и не нападают.

"Ага, не бойся теперь… Сейчас ведь опять пилить через болото". Кстати, солнышко стояло уже невысоко.

– Гуська, пора…

– Пора… – Он зашевелился. – Ох, а зачем я в штаны-то влез! Опять снимать…

– Не надо, я тебя на плечах перенесу.

– Еще чего! Маленький я, что ли?

– Не маленький, а… ты и так натерпелся вон сколько!

– Ты тоже.

– Упрямый ты, Гусенок, – с уважением сказал Авка.

– Ага… Авка, а где орден, который тебе дали? У тебя?

Орден был у Авки. Царапал острыми лучами ногу через карман.

– Вот, смотри…

– Ух ты! – Гуська покачал на ладони увесистую звезду. – Наверно, весь драгоценный. Вон сколько всяких алмазов… Жалко, что носить нельзя. Сразу начнут спрашивать, откуда. А если будешь рассказывать, узнают и про китов. И тогда попадет, верно ведь?

– Я и не собираюсь носить… И вообще этот орден не мой! – осенило Авку

– А чей?

– Твой! Твоя награда! За то, что ты меня не бросил и так героически ждал! На!

– Что ты… – Гуська отступил. Даже насупился. – Не надо…