Малая: Жизнь после тебя

— По той же причине, что и ты. Страх и недоверие. И еще потому что он, несмотря ни на что, мой отец.

— Я тебе доверяю.

Я поворачиваю к нему голову.

— Уверен?

— Да, уверен, — твердо отвечает Север и, раздраженно поморщившись, запускаю ладонь в карман. Звонит его мобильный.

— Отойду, ладно? — Он вопросительно смотрит на меня. — Срочный звонок.

Я киваю. Ему не нужно спрашивать моего разрешения.

Приложив динамик к уху, он выходит на улицу. Проведя без движения еще несколько минут, я иду на второй этаж. Где располагается операционная я уже знаю.

Спустя десяти минут ожидания, дверь с грохотом распахивается и на каталке вывозят отца. — А куда вы его? — растерянно переспрашиваю я у санитара.

— В палату, — буркает он.

— А мне к нему можно? — Я с надеждой смотрю на врача, следом появившегося в дверях.

— Можно. — Он снимает медицинскую маску и, скомкав, швыряет в урну вместе с резиновыми перчатками. — Пару часов побудет под наблюдением, а потом можно отпускать.

Я с облегчением киваю. Папа все это время молчит, глядя в сторону.

Дождавшись, пока санитар покинет палату, я присаживаюсь на койку рядом с отцом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. — Он наконец смотрит мне в глаза. — На мне как на собаке заживает.

— Выглядишь бледным.

Отец делает небрежный жест рукой: мол, да оставь ты, сказал же, нормально.

У меня не было возможности хорошо его разглядеть, но теперь я вижу, как сильно он постарел. Тюремное заключение здесь не причем. Отец сдал за минувший месяц.

— Я слышала ваш разговор с Севером. Зачем ты его провоцировал?

— То есть, дело не в том, что он не умеет держать себя в руках? — сухо осведомляется он.

— Ты намеренно давил на самое больное.

— Зато теперь ты знаешь, как он ведет себя, когда ему что-то не нравится. Ты таких отношений себе хотела? С тем, кто привык чуть что размахивать пушкой?

— А ты обокрал людей, — напоминаю я.

— Уличных бандитов и убийц. Не путай.

Я вздыхаю. Даже едва покинув операционную, отец не теряет боевого духа.

— И какие теперь у тебя планы? — Я намеренно меняю тему, не желая с ним ругаться.

— В Испании стало небезопасно. Я перебираюсь в другую часть Европу. В какую — узнаешь, если поедешь со мной. — Его голос теплеет, становясь мягче. — Тебе она точно понравится.

— Я вернулась к учебе и устроилась на работу, которая мне по-настоящему нравится. Предлагаешь все бросить?

— Там ты получишь это все и во много раз лучше. И никакого давления с моей стороны. — Будто в доказательство своей честности отец демонстрирует раскрытые ладони. — Ты уже достаточно взрослая, чтобы самой выбирать то, что тебе по душе.

Его слова вызывают во мне невольную улыбку.

— Ты признаешь, что я взрослая?

Пожевав пересохшие губы, отец смотрит в сторону.

— Знаю, что последний год был сложным для тебя, и отчасти по моей вине. Жаль, что я не смог обеспечить твою безопасность. В каком-то смысле я был связан по рукам и ногам.

В горле набухает ком. Уж слишком эти слова походят на извинения, которые совсем не в его духе.

— К счастью, обо мне было кому позаботиться.

— Ты о нем? — Отец с неприязнью кивает на дверь. — Он всего лишь успокаивал свою совесть после того поганого видео.

Нахмурившись, я молчу.

— Мы семья, Линда. Ближе меня у тебя никого не будет. Так же, как и у меня. Предлагаю оставить в прошлом взаимные обиды. Билет тебя ждет.

— Когда я забирала паспорт, я видела документы в сейфе, в Испании. — Из-за болезненных воспоминаний ногти непроизвольно впиваются в ладони. — На мое имя был открыт счет. Почему ты его обнулил?

На лицо отца ложится тень растерянности. Теперь я готова поклясться, что он был не в курсе о моей осведомленности.

— Потому что стало небезопасно, — выговаривает он после паузы. — Я не хотел, чтобы те, кто преследовал меня, стали на тебя давить.

— То есть, так ты заботился обо мне? — не удерживаюсь я от иронии.

— Линда… Я наверняка не идеальный отец и порой могло казаться… — Кадык на шее отца дергается, словно ему трудно говорить. — Но все мои решения относительно тебя, даже самые спорные, были тщательно взвешены. Единственное, что я не смог предусмотреть — это то, что ты станешь самостоятельной.

Вспышка обиды гаснет без следа. Еще никогда папа не разговаривал со мной настолько на равных. Этому трудно противостоять.

— Ты сказал о взаимных обидах, — помолчав, вспоминаю я. — У тебя ко мне тоже есть претензии?

— Не сложно догадаться.

— Понятия не имею.

— Имеешь, — чеканит отец, за секунду возвращаясь к привычному образу холодного самодержца. — Я всегда говорил: никому нельзя доверять. И даже семье.

Я смотрю на него в растерянности.

— Ты о чем? Я никогда тебя не предавала. Даже когда очень сильно хотела отомстить — и то не смогла.

— А как он узнал о том, во сколько и куда я приеду?

— Я никому не говорила, — с нажимом повторяю я. — Ты попросил, и я не сдержала слово. Ты ведь сам сказал, что если бы не захотел — Север бы не появился. Я была шокирована, увидев его с тобой.

Глаза отца сужаются, взгляд цепко скользит по моему лицу.

— Значит, Аспид. — бормочет он, вновь отвернувшись в сторону.

Его нос и щеки заметно покраснели, вена на виске набухла и быстро пульсирует.