Макунаима, герой, у которого нет никакого характера

И теперь уже бычок не мог пастись — ведь тень съедала прежде него все, до чего могла дотянуться. Так что бык худел, худел, пока не стал совсем чахлым и захудалым. Когда он шел мимо местечка под названием Пресноводье, что неподалеку от Гуарарапес, он удивленно оглянулся и увидел чудесный вид посреди песчаной пустыни: цветущие апельсины, дарящие прохладную тень, повсюду снующие куры. Не иначе как смерть пришла, такие видения. А тень пела теперь так:

Бычок мой красивый,
Коварный бычок,
На год со всеми прощайся
Да подставляй бочок!
Ох, эх, бумба!
Радуйся, бычок!
Ох, эх, бумба!
Радуйся, бычок!

На следующий день бык помер. И труп его гнил и зеленел. Скорбящая тень склонилась над ним и пела теперь так:

Бычок мой помер,
Что делать мне с ним?
Пойдем за другим,
А ну-ка,
В город Бом-Жардим.

Бом-Жардим — так назывался один хутор в Риу-Гранди-ду-Сул. Тогда пришла одна великанша, которая любила забавляться с быком. Она увидела, что ее любимый бык умер, заплакала и хотела унести его тело. Тень разозлилась и спела так:

Убирайся, великанша,
Подобру-поздорову!
Я тебе подарок сделала,
Что забрала эту корову!

Великанша поблагодарила тень за подарок и приплясывая ушла восвояси. Вскоре мимо проходил человек по имени Мануэл да Лапа, весь обвешанный листьями кешью и ветками хлопка. Тень поприветствовала его:

Дон Мануэл идет из Асу,
Дон Мануэл идет из Асу,
Дон Мануэл весь обвешан листьями кешью!
Дон Мануэл идет из сертана,
Дон Мануэл идет из сертана,
Дон Мануэл весь укрыт хлопковыми ветвями!

Мануэл да Лапа весь зарделся, услышав такое приветствие, и в благодарность станцевал чечетку, укрыв труп листьями кешью и хлопковыми ветвями.

Старик индеец уже вынимал ночь из своей ямы, и тень опять перестала видеть быка под листвой. Она принялась плясать в его поисках. Один светлячок увидел ее танец и восхищенно запел:

— Красотка пастушка,
Что гуляешь одна?
И тень ответила:
— Бычка потеряла,
Сестрица,
Искать буду дотемна.

Тогда светлячок показал тени ее быка. Он слетел с дерева на его зеленый живот и там заплакал.

Наутро труп быка совсем сгнил. Тогда на то место слетелось множество грифов: гриф камиранга, гриф парагва, гриф жерегва, урубупеба, гриф-министр, белый гриф, которого еще зовут черным ястребом, — все эти лысые птицы слетелись и начали свой радостный предобеденный танец. Самый большой гриф был заводилой и запевалой. Он пел:

Гриф танцует страшно-страшно-страшно!
Гриф танцует чисто-чисто-чисто!

Вместе со стаей танцевал урубу-рушама, королевский гриф, — Отец Грифов. Он послал маленького грифенка внутрь быка посмотреть, достаточно ли труп уже прогнил. Грифенок полез внутрь. Он вошел в одну дверь, вышел в другую и объявил, что труп готов. Тогда все принялись пировать, плясать и петь:

Мой бычок красивый,
Забодай-бычок,
Воронье летает —
Помер мой бычок!
Ох, эх, бумба!
Радуйся, бычок!
Ох, эх, бумба!
Радуйся, бычок!

И вот так был придуман развеселый праздник бычок-бумба, который еще называют праздником воскресшего быка.

Тень рассердилась на то, что грифы поедали ее быка, и вскочила на плечо урубу-рушамы. Отцу Грифов это понравилось, и он воскликнул:

— Друзья, я нашел компанию для своей головы!

И с этими словами он взмыл ввысь на радостях. С того дня у урубу-рушама — Отца Грифов — две головы. Прокаженная тень — левая голова. А до этого у королевского грифа была только одна голова.

Глава 17. Большая Медведица

И тогда Макунаима побрел к обезлюдевшей разваливающейся хижине. Он все не мог взять в толк, отчего вдруг стало так тихо. Царила мертвая тишина, ни звука не доносилось. Братья ушли, превратившись в левую голову королевского грифа, и женщин тоже больше не попадалось. На берегу великой реки Урарикоэры дремала тишина. Какая скука! А главное — какая лень!

Макунаима не мог более находиться в хижине, ведь в ней оставалась только одна прохудившаяся стена, и та вот-вот упадет. А из-за малярийной лихорадки герой боялся приступить к постройке даже маленького шалаша. Он взял гамак, отнес его на островок, где был камень, под которым закопаны деньги, привязал гамак к двум деревьям кешью и много дней пролежал в гамаке, страдая от скуки и поедая кешью. Он остался совсем один. Даже пестрая свита попугаев бросила его. Как-то мимо гордо пролетал белый ажуру. Попугаи спросили у него, куда он, дескать, путь держит: