Максимы и мысли. Характеры и анекдоты

Когда наделенный приятными свойствами человек из кожи вон лезет ради невысокой чести прийтись по вкусу людям, не входящим в число его друзей (а к этому стремятся многие, особенно литераторы, ибо для них умение нравиться превратилось в ремесло), то ясно, что движет им при этом либо корысть, либо тщеславие. Он выступает в роли не то куртизанки, не то кокетки или, если хотите, комедианта. Порядочен лишь тот, кто старается быть приятным в кругу людей, которые по душе ему самому.

* * *

Кто-то сказал, что заимствовать у древних — значит заниматься пиратством в открытом море, а обкрадывать новейших авторов — значит промышлять карманным воровством на улицах.

* * *

Иной раз блестящие стихи слетают с пера человека отнюдь не блестящего; значит, он обладает тем, что мы называем талантом. Бывает и так: стоит блестящему человеку взяться за писание стихов, как мысли его теряют всякий блеск; это с несомненностью доказывает, что он лишен поэтического дара.

* * *

Большинство произведений, написанных в наше время, наводит на мысль, что они были склеены за один день из книг, прочитанных накануне.

* * *

Хороший вкус, такт и воспитанность связаны между собой куда теснее, чем желательно считать литературной братии. Такт — это хороший вкус в поведении и манере держать себя, а воспитанность — хороший вкус в беседе и речах.

* * *

В «Риторике» Аристотеля[93] есть отличная мысль о том, что всякая метафора, основанная на аналогии, должна быть убедительной и в том случае, если ее перевернуть. Так, мы говорим, что старость — это зима жизни. Переверните метафору, сказав, что зима — это старость года, и она прозвучит столь же убедительно.

* * *

В литературе, как и в политике, стать великим или хотя бы произвести значительный переворот может лишь такой человек, который родился вовремя, то есть когда почва для него уже была подготовлена.

* * *

Вельможи и остроумцы — вот два сорта людей, которые тяготеют друг к другу и обладают немалым сходством: первые пускают немного больше пыли в глаза, вторые поднимают немного больше шуму, чем прочие смертные.

* * *

Литераторы любят тех, кого они развлекают, как путешественники — тех, кого они приводят в изумление.

* * *

Что представляет собой литератор, не обладающий возвышенным характером, достойными друзьями и хотя бы небольшим достатком? Если этого последнего преимущества он лишен в такой степени, что не может пристойно существовать в кругу общества, к которому принадлежит па праву таланта, зачем тогда ему свет? Не единственный ли для него выход — замкнуться в уединении, где он сможет совершенствовать свою душу, свой характер, свой разум? Зачем ему терпеть иго общества, не получая взамен ни одного из тех преимуществ, которыми оно награждает своих сочленов, принадлежащих к другим слоям? Многие литераторы, принужденные принять этот выход, уже обрели счастье, которое прежде тщетно пытались отыскать. Они с полным основанием могут сказать, что получили все именно тогда, когда им во всем было отказано. Как часто приходится нам вспоминать слова Фемистокла: «Увы! Мы погибли бы, если бы не погибли!».[94]

* * *

Прочитав какой-нибудь труд, отмеченный духом добродетели, люди нередко говорят: «Жаль, что автор не пожелал рассказать в своем сочинении о самом себе, лишив нас тем самым возможности проверить, действительно ли он таков, каким кажется». Что греха таить — сочинители дали немало поводов для подобных рассуждений; однако я не раз убеждался, что читатели прибегают к таким рассуждениям лишь для того, чтобы им не пришлось восхищаться высокими истинами, запечатленными в писаниях порядочного человека.

* * *

Писатель, наделенный хорошим вкусом, являет собой в кругу нашей пресыщенной публики то же зрелище, что молодая женщина среди старых распутников.

* * *

Тот, кто слегка приобщился к философии, презрительно относится к знаниям, но тот, кто ею проникся, глубоко их уважает.

* * *

Поэт, да обычно и всякий литератор, редко когда наживается на своем труде; что же до публики, то ее отношение к автору можно определить как нечто среднее между «Благодарю вас!» и «Пошел вон!». Таким образом, ему остается одно: наслаждаться самим собою и каждой минутой своей жизни.

* * *

Молчание автора, сочинявшего прежде хорошие книги, внушает публике больше уважения, чем плодовитость сочинителя посредственных произведений; точно так же безмолвие человека, известного своим красноречием, действует куда сильнее, нежели болтовня заурядного говоруна.

* * *

Шемало литературных произведений обязано своим успехом убожеству мыслей автора, ибо оно сродни убожеству мыслей публики.

* * *

Как посмотришь на состав Французской академии, так невольно начинаешь думать, что девизом своим она избрала стих Лукреция:[95]

Certare ingenio, contendere nobilitate.[96]

Почетное звание члена Французской академии подобно кресту Святого Людовика, который можно увидеть и на том, кто ужинает в Марлийском дворце,[97] и на том, кто заканчивает день в третьеразрядной харчевне.

* * *