— А я думала, вы гадаете по кристаллу, — заметила она, пытаясь скрыть все еще льющиеся из глаз слезы. На самом деле, появление Шена удивило ее не так сильно, как могло бы сначала показаться.
— Это было там, в знаке Овна 9, — ответил он. — Под Солнцем. Результат раунда судья оценил как 10:2 в пользу гадателя по кристаллу. А сейчас —
— Оделась?
Разговор взрослых так трудно понять.
— Твой символ, РЕБЕНОК, ЛЕТ ПЯТИ, С БОЛЬШОЙ СУМКОЙ ДЛЯ ПОКУПОК.
— Мне
И затем, потрясенная своими же словами:
— Мне семь?
Так оно и было. Не удивительно, что взрослые казались ей такими большущими.
— И ты называла меня незрелым индивидуумом, — воскликнул Шен и захохотал. — Ты, должно быть, здорово позабавилась, когда я подмешал немного жизни в беспросветную серость, которой был Иво. Ты — стопроцентная БАСП — белая англо-саксонская протестантка хотела провести психоаналитические тесты на
— Как?
— Черный англо-саксонский протестант. Или коричневый монголоидный католик, или желтый готтентотский католик. Я представляю всех их,
— Целой группы. Так это что, демонстрация рабочих?
— Именно. Я есмь универсальная душа человечества, я не признаю собственности и права владения чем-либо, как неестественные ограничения, выдумку нашего общества. Я говорю, что свобода и справедливость восторжествуют только тоща, когда будут доведены до логической крайности — когда насилие взорвет общество, так долю попиравшее их. Я возьмусь за дело так, как я берусь за все — со смелостью и отчаянием.
— И без ложной скромности, — тихо добавила Афра.
Ей показалось, что она должна помочь рабочим, каковы бы ни были их требования. Она хотела быть частью толпы, идти с ними до конца, хоть на баррикады.
— Так что же вы хотите конкрр… ну чего вам нужно?
Присутствие пятилетней девочки в этой сцене, не умеющей еще выговаривать слово «конкретно», не казалось чем-то странным в этом театре абсурда.
— Я хочу свободу, — сказал Шен, зловеще делая ударение на последнем слове. — Я хочу безопасности. Я хочу власти. Я хочу равенства. Я есмь обездоленные люди всего мира, я хочу все, что есть у вас.
— У нас — белых?
— Да. Вы здорово живете. Я хочу иметь право загадить планету, как это сделали вы. Я хочу иметь право разрушить столько же, сколько разрушили вы. Я хочу подойти к краю пропасти, имя которой смерть, так же, как это сделали вы, самодовольные белые ублюдки. Ты, белая сучка, я хочу взять…
Она опять помчалась прочь от его безумия, то ли по коридорам станции, то ли по улицам Макона — она уже не ощущала разницы, и это не имело для нее значения.
Марс
Ветер гулял по океанскому берегу. Пожилая индианка сидела лицом к океану, ее руки проворно ткали полотно. Афра осмотрелась — укрыться негде, а погоня близко. Здесь он ее быстро поймает, если…
Рядом лежало сотканное из разноцветной пряжи одеяло, наполовину завершенное. Афра уселась рядом — теперь тело ее было взрослым и на лице появились старческие морщины, Она взяла одеяло, ткацкие принадлежности, и вот ее уже нельзя отличить от индейских мастериц, сидящих на берегу.
Шен не появлялся. Афру заинтересовала структура ткани — сложные переплетения разноцветных нитей основы. Она удивленно наблюдала за тем, как ее загорелые морщинистые руки ловко управлялись с челноком и пряжей. Эта монотонная работа оказалась превосходным способом самовыражения для человека, чего ему так часто не достает. Ей было по душе это спокойное неторопливое занятие, она находила в нем невыразимое удовлетворение. Она была хранительницей искусства, что с лихвой окупало этот труд, и пусть цивилизация с ее машинами добралась до невообразимых вершин прогресса. Жизнь древних совсем не кажется примитивной, если пошире взглянуть на проблему бытия. А усердный, пусть даже простой, труд, всегда получит достойное вознаграждение.
Над волнующимися водами показался белый голубь. Она безразлично взглянула на него, подумав, а удастся ли ему выбраться из дикой смеси водяных брызг и порывов ветра. Но голубь упрямо летел, у него была четкая цель. Он летел над самой поверхностью воды, искусно маневрируя между вздымающимися волнами, вихрями водяной пыли и клочьями пены, не сбиваясь с курса. Умная птичка.
Голубь проплыл над полосой прибоя, направился к Афре и сел в нескольких футах от нее. Она ощутила запах морской пены, который он принес на своих крыльях. Но через несколько секунд его оперение было уже сухим. Голубь пошел к ней, наклоняя при каждом шаге голову вперед, словно цыпленок. Подойдя совсем близко, он уставился на нее красным глазом.