Маковое Море

Боцман Али в ночном словоблудии не участвовал — вместе со стюардом, парусником, рулевыми и прочей корабельной элитой он квартировал в палубной надстройке. Но и сожителей он чурался. Отчужденность объяснялась не только его нравом грубого и упертого солдафона (что ласкары не считали изъяном, ибо никто не хотел подчиняться чрезмерно фамильярному или потакающему любимчикам боцману), но и его корнями, загадочными даже для тех, кто давно с ним служил. Впрочем, это не казалось странным, потому что многие ласкары были скитальцами и не любили распространяться о своем прошлом; некоторые вообще не знали, какого они роду-племени, поскольку их малолетками продали вербовщикам, поставлявшим матросов на океанские корабли. Прибрежные бандиты-скупщики не интересовались происхождением своих рекрутов: они умыкали голеньких малышей с улиц и бородатых парней из приютов, они платили бандершам и брали тепленькими опоенных клиентов.

Однако при всем разнообразии судеб многие ласкары с «Ибиса» знали, что они родом из той или иной части Индии. Исключение составлял боцман, заявлявший, будто он мусульманин из Аракана в Рохингии, но сослуживцы уверяли, что юность его прошла на китайском корабле. Вскоре все уже знали, что он свободно говорит по-китайски, чему весьма обрадовались, ибо это означало, что вечерами Али будет пропадать в китайских кварталах Калькутты и матросы на шхуне смогут повеселиться.

Когда боцман Али и Захарий сходили на берег, корабль преображался: кто-нибудь взбирался на мачту и стоял на шухере, еще кого-нибудь командировали за парой кувшинов арака или самогона, после чего вся команда собиралась на палубе или в фане, где начинались песни и возлияния с самокруткой по кругу. Если конопли под рукой не было, курили обрезки парусины, которая изготавливалась из того же растения и напоминала гашиш.

Два помощника боцмана, тиндалы Баблу и Мамду, с малолетства служили вместе и были неразлучны, как пара гнездующихся цапель, хотя один родился в калькуттском районе Чоуринги, а другой — в далеком городе Лакноу, в семье мусульманина-сектанта. Баблу, чье лицо было изрыто шрамами от детской дуэли с оспой, лихо отбивал ритм на железных котелках и подносах, а высокий и гибкий Мамду, если был в настроении, сбрасывал повязку и облачался в сари с накидкой, подводил глаза и надевал медные серьги, приобретая облик легконогой танцовщицы по прозванью Гхазити-бегума. Сей персонаж жил собственной жизнью, насыщенной бурным флиртом, искрометным юмором и неизбывной печалью, и так славился своими танцами, что ласкаров даже не тянуло в береговые вертепы: зачем на суше платить за то, что на корабле получишь даром?

Иногда команда собиралась на баке, чтобы послушать рассказы ветеранов. Седобородый стюард Корнелий Пинто, католик из Гоа, клялся, что дважды ходил в кругосветку, служил на всех типах кораблей и со всякими нациями, включая финнов, которые слыли за морских колдунов, способных свистом вызывать ветра. Кассем в юности был камердинером судовладельца и вместе с хозяином полгода провел в Лондоне; его рассказы о чипсайдской ночлежке, где жили ласкары, и береговых тавернах распаляли в слушателях желание очутиться на тех берегах. Кривоногий Сункер, неопределимого возраста старик с печальным лицом, похожий на прикованную обезьянку, уверял, что он родом из помещиков высшей касты, но в детстве его похитил и продал вербовщику злыдень слуга. Самый старый ласкар, глухой на одно ухо Симба Кадер из Занзибара рассказывал, что служил на английском военном корабле и там оглох; хорошенько глотнув самогона, он повествовал о страшной битве, в которой сотни кораблей палили друг в друга, — вот тогда-то орудийный залп порвал его барабанную перепонку. Все это было взаправду, божился он, но ласкары только посмеивались — какой дурак поверит, что морское сражение произошло в месте под названием «Дом трех плодов» — «Три-фал-гар»?^[37]

Джоду страстно желал быть среди них своим, стоять вахты и получить место на реях, но боцман Али и слышать ничего не хотел. Как-то раз Джоду заикнулся о своей мечте, но в ответ получил пинок:

— Наверх поднимется лишь твоя жопа, когда ее насадят на мачту.

Стюард Пинто, который всегда был в курсе всех событий на корабле, намекнул Джоду, отчего боцман на него взъелся:

— Все из-за барышни. У боцмана свои планы, и он опасается, что девица собьет малума с панталыку.

— Какие планы?

— Кто ж знает? Но девица ему ни к чему, это уж точно.

Словно в подтверждение догадки стюарда, через пару дней Захарий перехватил Джоду возле якорного ворота. Он явно был не в своей тарелке, когда отрывисто спросил:

— Ты хорошо знаешь мисс Ламбер?

Прибегнув к скудному запасу морского лексикона, Джоду отрапортовал:

— С носу до кормы, сэр!

Ответ помощника рассердил:

— Эй ты! Разве о дамах так говорят?

— Виноват, сэр. С подветренного борта!

Не добившись толку, Захарий прибегнул к услугам Али как толмача. Под боцманским прищуром испуганный Джоду резко сменил курс и лаконичными ответами старался убедить Зикри-малума, что едва знаком с мисс Ламбер, поскольку был простым слугой в доме ее отца.