Маковое Море

Берра-малум занес ногу для хорошего пинка, но стюард Пинто, прикинувшись недотепой, выронил поднос; громыхнувшая железяка с задачей справилась — боцман Али вскочил на ноги.

Несостоявшийся пинок пуще взбеленил начальника:

— Ишь ты, залил бельма, мандавошка поганая!.. Бревном на палубе разлегся!..

Боцман Али замешкался с объяснением — как всегда после обеда, он заправил за щеку здоровенный паан[77] и теперь не мог шевельнуть языком. Отвернувшись, боцман сплюнул за борт, однако на сей раз меткость ему изменила, и красная харкотина, не долетев до фальшборта, плюхнулась на палубу.

Берра-малум схватил стопорный стержень и велел боцману убрать за собой дерьмо. Разумеется, приказ перемежался замысловатой бранью, но выражение сур-ка-бача поняли все. Боцман Али — свинячий выродок? Привлеченные шумом, на палубе уже появились другие матросы, и все они, мусульмане или нет, вздрогнули, услышав это оскорбление. Несмотря на чудачества, боцман пользовался непререкаемым авторитетом и всеобщим уважением; иногда грубый, он всегда был справедлив и превосходно знал морское дело. Оскорбить его — значило плюнуть в душу всей команде. Кое-кто из матросов сжал кулаки и двинулся на помощника, но именно боцман подал им знак осадить назад. Чтобы разрядить ситуацию, он опустился на четвереньки и банданой подтер палубу.

Все произошло так быстро, что Захарий поспел лишь к финальной части инцидента.

— В чем дело? Из-за чего сыр-бор? — гаркнул он и осекся, заметив первого помощника.

С минуту они сверлили друг друга взглядами, а потом вспыхнула перепалка. Берра-малум выглядел так, словно брошенный перлинь угодил ему в физиономию, — неслыханно, чтобы саиб заступался за ласкара, да еще на глазах команды! Покачивая стержнем, он угрожающе шагнул к Захарию. Помощник был старше и крупнее, но Зикри-малум не отступил, а спокойно выжидал, чем весьма укрепил уважение матросов. Многие ласкары считали, что в драке его шансы предпочтительнее, и были не прочь посмотреть, как два офицера лупцуют друг друга, — столь редкое зрелище на долгие годы дало бы пищу для разговоров.

Джоду не принадлежал к числу тех, кто жаждал кровопролитной схватки, и потому несказанно обрадовался, когда чей-то голос произнес:

— Отставить!

За стычкой помощников никто не заметил появления капитана: держась за поручни, на сходнях стоял крупный, лысый и одышливый господин. Он был в летах и явно нездоров — от подъема по трапу запыхался, пот лил с него ручьем.

Хворый или нет, однако властность его тона остановила драку:

— Эй вы, прекратить! Хватит буянить!

Команда отрезвила противников; поклоном и рукопожатием они постарались сгладить инцидент, а затем последовали за капитаном на ют.

Однако матросов ждал еще один сюрприз.

— Я знаю этого мистера Кроула, — сказал стюард Пинто, чье смуглое лицо вдруг обрело странный пепельный оттенок. — Довелось вместе служить…

Решив, что лучше переговорить в сумраке фаны, ласкары спустились в свой отсек и сгрудились вокруг Пинто.

— Это было лет семь-восемь назад, — рассказывал стюард. — Он меня не помнит, я был коком на камбузе. Мой двоюродный брат Мигель из Алдоны, парнишка немногим младше меня, служил подавальщиком. Как-то раз в качку он облил Кроула супом. Тот взбеленился, за ухо выволок парня на палубу и сказал, что переводит его в марсовые. Мигель был работник безотказный, но до смерти боялся высоты. Парень взмолился, а Кроулу хоть бы хны. Даже боцман вступился: дескать, высеки дурака, заставь драить гальюн, только не отправляй на мачту — убьется. Но его слова лишь подлили масла в огонь. Знаете, что та сволочь сделала? Узнав, что Мигель боится высоты, Кроул приказал ему лезть не по выбленкам, а по скользкому канату. Даже для опытных матросов это трудно — тащишь себя, словно балласт, а для такого салаги и вовсе невозможно. Кроул знал, что из этого выйдет…

— И что? — спросил Кассем. — Парень расшибся?

Стюард отер глаза:

— Нет, ветром сдуло… унесло, точно воздушного змея.

Ласкары переглянулись, и Симба Кадер уныло покачал головой:

— Надо сваливать. Нутром чую — добра не жди.

— Запросто! — вскинулся Раджу. — Утром корабль уйдет в сухой док, а вернется — нас и след простыл!

— Нет, — тихо, но решительно сказал боцман Али. — Если смоемся, скажут, что Зикри-малум виноват. Он с нами уже давно, и всякий знает — малум на верном пути. Никто другой не делил с нами хлеб-соль. Будет тяжело, но если сохраним ему верность, все кончится хорошо.

Чувствуя несогласие команды, боцман огляделся, словно ища того, кто его поддержит.

Первым откликнулся Джоду:

— Зикри-малум меня выручил, я перед ним в долгу. Останусь, даже если уйдут все.

После его заявления многие сказали, что пойдут тем же курсом, но румпель выправил именно он, и боцман Али благодарно ему кивнул.

Джоду понял, что отныне он не пресноводная рыбешка, а полноправный ласкар, обеспечивший себе место в команде.

11