Маковое Море

Состояние Хукам Сингха неуклонно ухудшалось, и тут вдруг Дити прослышала, что дальние родственники едут в ее деревню; они охотно согласились доставить Кабутри к дяде — сипаю, хавильдару Кесри Сингху. До отправления лодки оставалось всего ничего, и в спешке сборов Дити сумела удержаться от слез, укладывая в узелок нехитрые пожитки дочери. Из украшений уцелели только два ножных браслета, которые она защелкнула на дочкиных лодыжках и наказала по приезде отдать тетушке, чтоб сберегла на будущее.

Кабутри была вне себя от радости, предвкушая поездку в дом, где полно детей.

— Сколько я там пробуду? — спросила она.

— Пока отец не поправится. Я приеду за тобой.

Лодка отчалила, и будто оборвалась ниточка, связующая с жизнью. Отныне Дити уже не колебалась и со свойственной ей тщательностью стала готовиться к смерти. Сожжение ее почти не тревожило — пара ломтиков опия, и боли не почувствуешь.

7

Даже не заглядывая в корабельные бумаги, Ноб Киссин-бабу знал, что найдет в них подтверждение тому, в чем уже уверилось его сердце. Выезжая из Вефиля, он ни секунды в том не сомневался и мечтал о храме в честь матери Тарамони, который встанет на речном берегу, взметнув в небеса шафрановый шпиль. На широкой мощеной паперти соберутся бесчисленные приверженцы матушки, чтобы прославить ее в песнях и танцах.

Именно в такой церкви прошло его детство, когда семья жила в Набадвипе, что милях в шестидесяти от Калькутты. Семейная церковь была средоточием набожности и учения, посвященного памяти Чайтаньи Махапрабху — святого, мистика и почитателя Шри Кришны. Одиннадцать поколений назад ее основал предок, один из первых учеников святого, и с тех пор в ней служили его потомки. Ноб Киссин должен был перенять от дяди настоятельство, к чему его тщательно готовили, обучая санскриту и логике, а также совершению таинств и обрядов.

Ему исполнилось четырнадцать, когда дядюшка захворал. Старик призвал племянника и дал ему последнее поручение: дни мои сочтены, сказал он, и я хочу, чтобы моя юная жена Тарамони вдовствовала в монастыре святого города Бриндавана. Ноб Киссину надлежало сопроводить тетушку в трудном и опасном путешествии, а уж затем приступить к обязанностям священника.

— Будет исполнено, боле не тратьте слов, — ответил мальчик, коснувшись дядиных стоп.

Вскоре старик умер, и Ноб Киссин вместе с овдовевшей тетушкой и небольшой свитой слуг отправился в Бриндаван. Он давно миновал возраст жениха, но оставался брахмачари — девственником, давшим обет безбрачия, каковым и надлежало быть ученику, который познает строгости древней школы. Так вышло, что вдова была лишь немногим его старше, ибо покойный дядя женился на ней всего шесть лет назад, предприняв последнюю попытку родить наследника. За все эти годы Ноб Киссин почти не встречался с тетушкой, поскольку то и дело отлучался из дома, обитая с гуру в их скитах, приютах и монастырях. Однако в неспешной поездке в Бриндаван волей-неволей они пребывали в обществе друг друга. Ноб Киссин всегда знал, что тетушка невероятно хороша собой, но теперь был ошеломлен ее потрясающей духовностью и невиданной крепости верой — о Лотосооком Боге она говорила так, словно лично испытала его благодать.

Ноб Киссин умел отвлекаться от чувственных материй; в подготовке брахмачари очень большое внимание уделялось сбережению семени, а потому женскому образу почти никогда не удавалось проникнуть сквозь защитные порядки его разума. Но теперь в череде тряских экипажей и качких лодок его оборона рухнула. Тарамони ни разу не допустила нецеломудренного прикосновения, но рядом с ней его охватывала трясучая или сковывало оцепенение, заставляя взмокать от стыда. Поначалу он только конфузился, не в силах объяснить происходящее, но затем понял: его страсть к тетушке — всего лишь мирской образчик того чувства, какое она питала к божественному возлюбленному своих видений, и лишь под ее опекой можно скинуть путы плотских желаний.

— Я никогда вас не покину, — сказал Ноб Киссин. — Не могу оставить вас в Бриндаване. Лучше мне умереть.

— Какой ты самодовольный глупыш, — рассмеялась Тарамони. — Кришна — мой единственный мужчина, другого возлюбленного никогда не будет.

— Пусть так. Вы станете моим Кришной, а я — вашей Радхой[60].

— Ты согласен жить со мной, не познав меня и других женщин? — недоверчиво спросила тетушка.

— Да. Ведь так вы существуете с Кришной. Так жил Махапрабху[61].

— А дети?

— Радха не имела детей. Все вайшнавские святые были бездетны.

— Но твой долг перед семьей и перед церковью… Как быть с ним?

— Мне все равно. Вы мой храм, а я ваш священник, почитатель и верующий.

В Гайе тетушка согласилась, и они, сбежав от слуг, направились в Калькутту.