Махно

Всаднику попасть на скаку в скачущую же мишень практически невозможно. Все законы снайперской стрельбы подтверждают это. А вот тряское разбрызгивание свинцовой струи по нарастающей в твоем прицеле массе конницы дает сокрушительный эффект. Бились на земле и ржали бессильно кони, и синие мундиры с золотым шитьем шнуров пестрыми кочками устлали отставшую перспективу.

…После чего в кольцевом стане окруживших лес преследователей начала происходить медленная координация дальнейших действий: так что, все махновцы вырвались? или бросили своих раненых? или Ждать еще чего? или провести разведку боем? Поскакали меж полков посыльные.

– А-а-а-а! – пулеметные очереди и сверканье клинков.

В этой нерешенности положения – полусотня вдруг налетела с тыла на четырехорудийную батарею и мгновенно вырубила прислугу

И в тот же миг сотни две махновцев с ревом вылетели из лесу, стремясь прямо на батарею.

Хлестнула с фланга кинжальным огнем залегшая на поле пехота, стали падать кони и люди. Но тут:

– Давай, Трофим. Петро, ну же, – без паники понукал Махно. – Покажьте, какие вы такие артиллеристы. Чому вас на войне учили?

В обе стороны развернули пушки. Лязгнул затвор; ахнул дымок, подпрыгнула пушка – и первая шрапнель лопнула ватным облачком над пехотой, брызнув крупным градом.

– Быстрей, хлопцы, быстрей.

Вторая шрапнель лопнула над уцелевшими двумя из четырех мадьярских эскадронов, преграждая преследование.

– Швыдче!

Пару верст от леса до батареи преодолели за пару минут бешеной гонки. С ликующим воплем соединились со своими. Звонко и часто били орудийные выстрелы, добивая остатки кавалерии в одну сторону – и вжавшуюся в складки поля пехоту в другую.

– Взять на передки – да и угнать себе артиллерию, – осклабился Щусь.

– Остынь, – хмыкнул Махно. – Самим бы утечь.

Батько

– Ну шо, Нестор Иванович. Вывел народ из смертушки. Постарше – быть бы тебе батькой.

– Да-а, и характером взял, и умом, и уменьем… Уж и не чаяли выкрутиться.

Спасенный ощущает душевную потребность выразить свою благодарность. Если нет чем – то словом, и слово ищет, чтоб выразить возникшее отношение.

– А что постарше… Постарше мы все не дожить можем. Батько – он и есть батько. Не по годам, а по жизни.

Посмотрели оценивающе. С проверкой и любовью. Тридцать рокив – то уже не молодость…

– Ну шо… батько. Командуй! Привыкли. А там и приросло.

Легенда

На каторге его посадили в соляной колодец еще с одним, и сковали их кандалами вместе, чтоб совсем не убежать. А посадили туда за то, что поссорились, а за то поссорились, что тот слабых обижал. И вот они соль отбивают и лопатами в бадью ссыпают, и бадью поднимают сверху. И только раз в день им сверху в бадье – воды и хлеба. Через месяц их поднимать – а поднимают одного Махно, а того нету. Где? А я почем знаю. А он его убил и по частям наверх в бадье под горой соли и отправил. А за дело.

А когда-то давно еще он на пана батрачил, и панская дочь над ним надсмеялась. Бедный был. А в семнадцатом году он усадьбу их сжег, и всех перебил, а только ее пальцем не тронул, и всем запретил. Так куда-то и уехала. А он ее помнит, оттого не женился.

А взгляд у него такой – что любой подчинится.

Брат Карп

Вот группа махновских партизан, явясь неизвестно откуда, входит в сельцо. Вот им указывают старосту – везде власть имеет хоть какого своего представителя: а представитель следил, чтоб выполнялась сдача продукта для Германии.

Особо виселицами никто не увлекался. Хлопотно, да показушно, да веревка дорога в хозяйстве, нехватка ведь всего. И патроны тоже дороги, порой дороже золота. Так что – резали. Рубили. Сунуть шашкой в горло, либо рубануть ключицу до сердца, либо прорубить острием череп: сначала потеха накипевшей злобе и тренировка руке, потом – обычное военное дело.

Прирезали старосту, сказали речь, поснедали и расположились отдохнуть. Тут и пожаловали гайдамаки с пулеметом на повозке. А патроны кончились.

Гайдамаки всё были не первого срока – немолодые и несильные на вид. И командир взвода, как волостной писарь. Жупаны синие, шапки алые, и сбитые дырявые сапоги; и потертые винтовки.

Выстроили тесно партизан вдоль стены амбара.

– Я Махно! – сказал Карп и шагнул вперед. – Они не виноваты. Слушались. Их можно отпустить.

Хорунжий варты покивал благосклонно Карпу и скомандовал. Взвод выровнял стволы и дал два залпа.

…Хоронить Карпа привезли в Гуляй-Поле. Могилу вырыли рядом с отцовской. Народу полное кладбище. Сам батько бросил первую горсть на гроб брата. Без сил уже тихо плакала мать на руках двух других сыновей.

– Було нас пятеро, а осталось трое, – тихо сказал батько братам на поминках. – Желательно бы дожить до всеобщего счастья. Осторожнее как-то. А как?

Через два дня вырезали ночью роту немецкого гарнизона в сотне верст от Гуляй-Поля.

Красный день

В 1918 Россия перешла на григорианский календарь, и вся хронология пошла по «новому стилю». Это для понятности.