В голове юноши все смешалось и наверно он бы спрыгнул туда, к ним, если бы раньше не выстрелило электромагнитное орудие — просто так, в никуда, лишь бы сжечь эту облепившую борта мелюзгу. Оглушенный Айэт опрокинулся назад и даже не заметил, что платформа вновь движется.
Опомнившись и выглянув наружу он понял, что кошмар лишь начался. Впереди вновь простерлись поля, а на них он увидел странную подвижную массу — беженцы, пытавшиеся уйти из города. Юноша не мог представить, сколько здесь ару — наверное, миллионы. Машина врезалась в самую их гущу. Ару пытались разбежаться, но их оказалось слишком много и они лишь давили друг друга.
Айэт уже не понимал, что с ним происходит — его охватил страшный, ни с чем не сравнимый восторг избиения, но, в то же время, ему хотелось бежать вниз, голыми руками разбить броню реактора, погибнуть в огне — лишь бы прекратить это. Его словно разрывали на части, он не мог ни двигаться, ни кричать — только смотреть.
Платформа двигалсь в сплошном море живых тел, оставляя за собой широкую полосу мокрого, красно-черного, совершенно мертвого грунта. Справа и слева показались другие платформы, спеша принять участие в побоище, вспышки выстрелов беспрерывно освещали их борта. Но на этой машине никто не стрелял, даже пушки молчали — впрочем, если бы хоть один стрелок показался сейчас на галерее, Айэт не думая швырнул бы его вниз, под шнеки.
Он видел, как светятся дюзы синхротрона на бортах соседней машины и массы ару ложились, словно трава под ветром. Что-то черное коснулось разума Айэта, его тело свела судорога предсмертного страха, но он продолжал смотреть. Вторая платформа, с электромагнитным орудием, тоже открыла огонь. Ослепительный огненный поток все не угасал, машина медленно вращалась на месте, сжигая все вокруг, оставляя за собой ровное дымящееся поле, над которым клубился пар. Дикий ужас погасил свет перед глазами Айэта. Он вдруг понял, что чувствует то же, что тысячи умирающих и что они зовут его к себе. Он совершенно не пытался сопротивляться, впитывал эту тьму, тянулся к ней — но все же, не мог перейти барьер жизни.
Через несколько минут он опомнился. Вокруг не осталось ни одного живого существа — лишь равнодушные черные громады, невозмутимо ползущие на север…
На закате они остановились — машины могли идти и ночью, но их экипажи уже не выдерживали беспрерывного движения. Раздался скрежет — броневые створки огромного десантного люка открывались, опускаясь вниз. Одна из них превратилась в пандус и по ней, настороженно оглядываясь, сошло два десятка солдат. Через минуту к ним присоединились остальные. Они падали на землю, словно подстреленные, раскинув руки и ноги, усталые до последнего предела. Другие, более стойкие, полезли наверх, отыскивая всевозможные повреждения. На Айэта, судорожно цеплявшегося за стенку галереи, наткнулся сам Анмай. Правду говоря, теперь он мало походил на великого воителя: все его одеяние состояло из каких-то куцых драных шорт, но мрачное пламя, горевшее в глубине его больших глаз и многочисленные свежие рубцы не оставляли никаких сомнений на этот счет. Его сильное тело блестело от пота, словно лакированное. Айэт выглядел куда хуже — тоже почти голый, весь в пыли и копоти, он еле мог стоять. На его босых ногах запеклась кровь убитых, а по телу вились струйки собственной — несколько мелких осколков все же задели его, но он даже не заметил этого.
— Айэт, какого дьявола ты… — Анмай смолк, взглянув в мучительно расширенные глаза юноши.
Оттолкнув его руку, Айэт с трудом выбрался наружу. Машины стояли на склоне холма, вытянувшись бесконечно длинной колонной, внизу бежала неширокая речка, зеленели луга, шелестели деревья — все исполнено жизни, но он помнил, как призывал смерть. Другие тоже это ощутили и выглядели растерянными.
Свежий воздух и тишина быстро привели юношу в себя. Айэт спустился к речке и вымылся, кривясь от боли в неперевязанных ранах. Затем он растянулся на прохладной траве, не обращая внимания на остальных, впрочем, таких же пришибленных и безмолвных. Где-то садились и взлетали вертолеты, забирая раненых, трещала сварка, сыпались искры, кричали, но здесь висела тишина.
Спускался вечер, стена зари удалялась и меркла, ее прорезало сияние появившихся лун. Небо залило темной, бездонной синевой, только на юге громоздилась туча, похожая на гору — она была черная, но в свете заката отливала розовым. Снизу ее пронизывало ровное, мощное, жуткое зарево огненной бури, сверху рвали беспрерывные зигзаги молний — словно выпущенный на свободу электрический огонь еще жил.
На фоне неба выделялся черный массив машины. Луны давали достаточно света, чтобы рассмотреть ее — острия разрядников топорщились, словно шипы динозавра, броня выглядела так, словно прошла через метеоритный дождь, вечное стекло шнеков тускло блестело — словно перед ним настоящее чудовище, мертвое, бессмертное, не знающее жалости. Конечно, настоящее, разве не так?