Майнеры. Задача византийских генералов

Втянулся, и ему даже стало нравиться: физические, математические задачи, термодинамика, словом, все что он находил в шкафу, немедленно пробовал «на зуб». Тем не менее в школе он показывал неизменно плохие результаты. Тетя не ругала его, списывая низкую успеваемость на последствия травмы от потери родителей. То же самое делали и учителя, чтобы не забивать себе голову, и в итоге он понял, что все эти задачки, дающиеся так легко, для жизни не имеют никакого значения.

Они не наполняли кошелек, ими не развеселишь девушек, и, глядя на Ларина, он еще больше удостоверился в собственной правоте. Учитель математики ходил в единственном костюме отечественного производства, мешковатом и несуразном, писал обыкновенной шариковой ручкой и единственной ценной вещью при нем, которой он очень дорожил – был новый iPhone 4. Понятное дело, сам себе он такой телефон никогда бы не позволил, значит – подарок.

Он иногда представлял, как может выглядеть жена Ларина и ему становилось страшно, ни одна красивая девушка не захочет жить в нищете. Поэтому к четырнадцати годам он забросил гениальные задатки (о которых он думал, как о самых заурядных) на верхнюю полку серванта вместе с задачником по квантовой электродинамике. К чему все это? Дурость.

Никто в классе понятия не имел, что школьные уроки, домашние задания, такие страшные предметы, как физика, химия, тригонометрия, для него не представляли интереса ввиду простоты, он не понимал, зачем такую ерунду нужно учить, если все решения виделись как на ладони. Тем труднее делать все шиворот-навыворот, решать примеры с кучей ошибок, иногда и вовсе притворяться умственно недоразвитым. Последнее у него получалось все лучше и лучше, иной раз Денис ловил себя на мысли, что шутовство и есть его настоящее лицо.

Тем не менее один раз он прокололся, причем довольно серьезно. Анна Евгеньевна, учитель физики – рассеянная медлительная дама, нараспев объясняющая уравнение Эйнштейна для фотоэффекта, – она бы ничего не заметила. Но он имел неосторожность поднять бумажку, которая выпала из бокового кармана пиджака Ларина, когда тот выходил из класса по окончании урока математики.

Зачем он это сделал? Чистое любопытство, конечно же. Уставившись на свернутую бумажку, выпавшую из кармана учителя математики, когда тот доставал мобильник, Скоков замер, глядя, как листок, кружась, залетел под парту. Тем временем Ларин, не заметив пропажи, ушел.

Читать чужие письма некрасиво, но черт возьми, как интересно! Особенно если эта бумажка выпала у Ларина. Развернув ее, он увидел формулу уменьшающейся геометрической прогрессии с несколькими неизвестными параметрами. Внизу проведена черта и знак вопроса.

Ничего сложного, детская задача, – подумал Скоков. Рука потянулась к мелу, на доске стали появляться математические выкладки. Он писал быстро, мел поскрипывал, крошился, но решение, как хорошая книга – затянуло его, он видел несколько вариантов и все они, черт возьми! – имели право на жизнь и были одно другого красивее. Кто знает цену красивому решению, тот познал гармонию мира.

Он действовал, скорее, под влиянием импульса, как, например, композитор, который набрасывает ноты, услыхав интересную мелодию, или писатель двумя – тремя словами описывает лицо незнакомки, мельком увиденной в окошке проезжающей мимо автомашины.

После знака равенства Скоков поставил цифру 21 и добавил шесть нулей, потом продолжил решение, указав, что исходя из задания, прогрессия может иметь дополнительную реализацию на протяжении отрезка в 132 единицы, и окончание прогрессии, чего бы она ни означала будет заканчиваться в точке 2140. Заинтригованный, он переводил взгляд со смятого листка на доску.

Удовлетворившись решением, он кивнул самому себе, в странном забытьи положил листок на парту и отправился курить. Делая затяжку, перед собой он видел зеленую доску и ряд цифр, складывающихся в гармонический ряд. Когда же молния озарения шарахнула его, и он вспомнил, что забыл стереть доску, кинулся обратно в класс, чуть ли не влетел в него, но перед дверью остановился как вкопанный.

Возле доски, скрестив руки на груди, стоял Ларин.

Он смотрел на осыпавшиеся цифры, выведенные мелом, и словно не верил глазам, переводя взгляд то на бумажку, которую держал в руках, то обратно на доску.

Его губы шевелились, иногда он взмахивал кистью, как дирижер, неслышная музыка звучала в его голове, и, музыка, должно быть, крайне интересная. Скоков замер, боясь пошевелиться, он разглядывал учителя сквозь дверной проем.

Внезапно Ларин повернулся с видом пойманного на месте преступления подростка. Как бублик в магазине спер, – проскочило в голове у Скокова.

Посередине фойе, в паре метров от двери, среди гущи суетящейся малышни стоял Скоков с глупой улыбкой, в руках он сжимал мятую банку Кока-Колы, по стенке которой ползла коричневая капля.

Ларин покачал головой. Взяв тряпку, он с остервенением принялся вытирать доску, как будто боялся, что кто-то подсмотрит записанное на ней решение. На цифре 21 он чуть задержался, но мгновение спустя, затер ее с еще большим нажимом.