Майндсайт. Новая наука личной трансформации

Однако для нарушения механизма эксплицитной памяти не требуется каких-то серьезных долгосрочных повреждений. Один пациент рассказал мне следующую историю. Ему предстоял длинный ночной перелет через всю страну, и он попросил своего терапевта дать ему какое-нибудь снотворное, чтобы поспать в самолете. Врач выписал ему новый, только появившийся на рынке препарат, и мой пациент принял двойную дозу, рассчитывая как следует отдохнуть. Вернувшись домой из трехдневного путешествия, он не сумел эксплицитно вспомнить ничего, что следовало за первым перелетом. При этом люди, с которыми он встречался в месте назначения, утверждали, что он казался совершенно адекватным. (Впоследствии фармацевтическая компания, выпустившая препарат, вдвое уменьшила рекомендованную дозу.)

Как и некоторые виды снотворного, алкоголь печально известен тем, что временно отключает наш гиппокамп. Однако состояние отключки, вызванное алкоголем, не то же самое, что временная потеря сознания: человек находится в сознании (хотя и недееспособен), но не кодирует происходящее в эксплицитной форме. Люди, испытывающие такие провалы в памяти, могут не помнить, как они попали домой или как встретили человека, с которым поутру проснулись в одной постели.

Гиппокамп также отключается в состоянии гнева, и люди, страдающие приступами неконтролируемой ярости, не обязательно лгут, когда утверждают, что не помнят сказанного или сделанного ими в этом измененном состоянии сознания{22}.

Согласно недавним исследованиям, другие высокоэмоциональные состояния – сверх тех, что мы обычно способны терпеть, – тоже отключают гиппокамп из-за спровоцированного ими высокого уровня стресса. Выделение избыточного количества гормона стресса, например в состоянии ужаса, нарушает происходящую в гиппокампе интеграцию.

Когда я впервые прочел данные этого исследования, я понял, что наконец-то отвечу на вопрос, мучающий меня с самого момента встречи с Брюсом: что представляет из себя вспышка прошлого? Она может стать результатом активации воспоминания о травматичном переживании, представленном только в имплицитной форме. Впечатления, эмоции, телесные ощущения и поступки из прошлого полностью находились у Брюса в пространстве осознанности, но по ним не было ясно, что они пришли из прошлого. Поскольку гиппокамп был заблокирован, фрагменты его опыта оставались беспорядочными элементами имплицитной мозаики. Нейронные пути, кодирующие опыт в ощущения, впечатления и переживания, оставались активными, но Брюс не знал, что внутренние образы не относятся к текущему моменту. Поэтому вспышки наполняли его сознание повторно активированными воспоминаниями, доступными только в имплицитной форме.

Травма, память и мозг

До того как Брюс затащил меня в свое укрытие под кроватью, мы немного обсуждали его службу во Вьетнаме. На одной сессии он сказал, что не хочет говорить о ней, но знает, что нужно. Он был одним из немногих выживших в своей части. Когда он начал, у него напряглось лицо, глаза закатились вверх и затряслись руки. Его рассказ был обрывочным и сбивчивым: это были отдельные слова, вопли и образы, которые Брюс видел и пытался описать, то жестикулируя, то прикрывая глаза, то шепотом, то криками – я слышу их по сей день.

Его лучший друг Джейк жил с ним в одном городе, а потом воевал в том же отряде. Они совершали патрульный обход недалеко от демилитаризованной зоны, когда на них напали из засады. Джейка ранили в голову, а Брюсу прострелили ногу, и он не мог двигаться, но держал ослабевшее тело друга. Спасательные вертолеты уже приближались, но Джейк умер на руках у Брюса. Вокруг него раздавались взрывы, и он потерял сознание, а очнулся только в госпитале в Сайгоне. Из больничных записей выяснилось, что врачи подозревали черепно-мозговую травму, потому что несколько недель Брюс не говорил. Вернувшись в США, он пытался влиться в гражданскую жизнь. Его нога зажила, но нельзя было сказать того же о сознании. Через десять лет после завершения военной службы Брюс попал в больницу для ветеранов, как раз незадолго до того, как я пришел туда на практику.