Магниты

Яна была трусихой, у нее не было никого, кто мог бы помочь ей в том, что она собиралась сделать, но остаться в стороне она просто не могла. Эта девочка – ее сестра, и она нуждается в помощи. Она просто кричит об этом, судя по ее фото и постам в Сети.

Нужно было действовать. Яна притянула к себе мобильный и, открыв список набранных, решительно нажала на контакт Димы.

Глава 19

Сортируешь проблемы по срочности и по размеру.

Вернувшись после злополучной прогулки домой, Лялька смыла косметику, съела два кусочка шоколада, переоделась в футболку и шорты и только после этого взяла в руки телефон. Сперва по привычке проверила чат с Ромкой, потом соцсети в ожидании писем от него. Но ничего не было. Несколько секунд она смотрела на два безликих смайлика, оставленных Ромкой под фотографией орхидеи, и пыталась понять, что ей делать дальше.

Поцелуй испортил все. Лялька предполагала, что, скорее всего, он спровоцирует трудности, но до конца не осознавала, что это может отвернуть от нее Ромку, потому что… это же Ромка. Он всегда был с ней. Он бросился ее спасать, он попал из-за нее в аварию, изувечил руки. Он любил ее. Тот факт, что любовь была братской, Лялька воспринимать отказывалась. Что значит «братская»? Любовь – это просто любовь. Это у Димки к ней любовь братская. Он ее и обозвать может, и дверью перед носом хлопнуть, и фигню какую-нибудь сказать. А Ромка так никогда не делал. Он всегда был готов выслушать, в любое время дня и ночи, ответить на миллион вопросов или просто помолчать в трубке. Ну какая же это братская любовь?

Лялька плюхнулась на кровать и зажмурилась. Попробовала вспомнить поцелуй, но почему-то ничего толком не выходило. Она помнила то, как неудобно было сидеть, помнила, как вцепилась в его куртку, помнила его запах. А вот сам поцелуй совершенно не отложился в памяти. Отложились страх и безысходность. И от этого было обидно – просто до слез. Все разрушить и даже не прочувствовать, ради чего!

Лялька закрыла чат с Ромкой, потом открыла снова. В конце концов, это именно она его выгнала и не захотела с ним разговаривать. Она же может передумать? Она же уже передумала. Даже фотку ему с прогулки отправила. Раньше она бы с легкостью позвонила. А вот теперь не знала, что он думает. Злится до сих пор? Смущен? Решился на что-нибудь?

Рябинину из этого уравнения Лялька старательно исключала. Не нужна была ей Рябинина. Пусть идет к черту.

Она почти коснулась значка «позвонить», когда в дверь постучали. Судя по громогласному стуку, явился Димка.

Лялька смахнула с экрана мессенджер и крикнула:

– Входи!

Димка остановился на пороге и прислонился виском к косяку.

– Как погуляли?

– Нормально, – пожала плечами Лялька.

Димка потер подбородок о плечо и поднял на нее взгляд. Было видно, что он явно собирается с духом, чтобы что-то сказать. Лялька жутко не любила разговоры, к которым подходили вот так, издалека.

Она вдруг очень ясно вспомнила, как три с лишним года назад, когда они поехали на экскурсию с ее классом из английской школы, у тьютора миз Максвелл зазвонил мобильный и как она испуганно посмотрела в их с Мэри сторону. Лялька тогда почему-то обратила внимание на этот ее испуг, хотя пугаться было нечего. Они слушали рассказ профессора палеонтологии о пути ледника, Джонни Хьюит, как обычно, всех смешил, отчего профессор хмурился, но замечаний пока не делал. И день был совсем обычным и беззаботным. А потом миз Максвелл тронула Ляльку за рукав бомбера и ничего не сказала, хотя Лялька обернулась к ней и даже состроила вежливое выражение лица.

А тьютор все молчала, только поправляла без конца то свою прическу, то ворот Лялькиного форменного бомбера, то лямку ее рюкзака. А потом оказалось, что самолет родителей исчез с радаров и больше не вышел на связь. Ни в тот день, ни на следующий. Вообще никогда.

Лялька сглотнула и поморщилась. Она не вспоминала об этом дне. Она вообще не помнила, что тогда происходило. Помнила только Ромкины звонки. Бесконечные звонки. Кажется, он звонил ей каждый час, а может быть, чаще. Она молчала, а он говорил. Сперва уверял, что все обязательно будет хорошо. Потом перестал. Стал говорить, что они все вместе с этим справятся. А потом все чаще просто молчал, и его молчание согревало ее, словно мамины руки, которые она совсем не помнила.

Лялька моргнула, и слезы потекли по щекам. Димка тут же рванул к ней и бухнулся на колени перед кроватью.

– Что? – сипло выдохнул он.

– Ничего, – выдавила Лялька. – Просто маму вспомнила.

Димкино лицо разом изменилось. Стало одновременно злым и растерянным. А Лялька поняла, что они никогда не говорили о родителях. Ни разу за последние три года. Как будто родителей вообще никогда не было. Хотя Димка носил часы отца. Лялька их помнила на папином запястье. Часы помнила, а папу нет.

– А где ты часы эти взял? – спросила она, коснувшись выступающей косточки на его руке у самого края ремешка. Дотронуться до самого ремешка почему-то не решилась.

Димка на миг отвел взгляд, а потом как-то виновато пробормотал:

– Это папины.