Магма

– Кабинет Мигранова был перевернут вверх дном, как будто что-то искали. Но мы проверили вещи по инвентарному списку. Все на месте.

– У Миши находился ключ от камеры хранения, в которой я оставил чемодан с вещами, – произнес Евгений. – У вас есть его ключи?

– Ключи? – переспросил профессор, словно не расслышал вопроса. – Да, у него в кармане нашли связку ключей.

Профессор выдвинул ящик стола, порылся в бумажном хламе и выложил на стол несколько ключей.

– Связка побывала в милиции, но нам ее вернули. На ней были ключи от кабинета, от некоторых хранилищ. Ключи от дома, ключи от квартиры бывшей жены. Эти ключи мы отдали матери Миши, Марии Константиновне. Вот остались три ключа.

Женя уже рассматривал их. Большой реечный ключ, наверно, от какого-то гаража. Четырехзубчатый широкий ключ. Длинный круглый от навесного замка. Ни один из них не походил на маленький желтый ключик, которым Мигранов отпирал дверцу сейфа.

– Мне бы телефончик Марии Константиновны, – попросил Кузнецов.

Метро было переполнено. Его прижали к стеклу, на котором скотчем был приклеен рекламный листок. Листок призывал посетить аттракционы в Центральном парке культуры и отдыха на Елагином острове. За те пятнадцать минут, которые Женя провел в вагоне, он успел раз пятнадцать перечитать перечень аттракционов: «Сумасшедшие гонки», «Центрифуга», «Королевство кривых зеркал».

– "Королевство кривых зеркал", – повторил Кузнецов.

Вышел он на станции «Старая деревня». Кладбище располагалось через дорогу от входа метро. Могила Мигранова находилась на окраине. Холмик насыпанной земли, без сомнений, был выше во время похорон, просто земля всегда оседает. Безжалостные лучи солнца выжгли землю, ветер сдувал земляную пыль. Цветы на могиле слегка увяли. Скорее всего, их принесли вчера. У изголовья высился железный крест, в центре которого проволокой была прикреплена простенькая табличка с надписью. «Мигранов Михаил Анатольевич». Дата рождения, дата смерти. Еще ниже. «Люблю, скорблю». И подпись: «Мама».

«Не успели изготовить настоящий памятник, – подумал Кузнецов. – Поставили временный крест. И фотографии нет. А ведь он не верил в Бога. Интересно получается: живешь, в Бога не веришь, а на могиле все равно ставят железный крест».

Он опустился на колени, коснулся пальцами земли и не смог сдержать слез.

– Миша, – прошептал он. – Прости меня. Прости! Во что я тебя втянул!

Земля безмолвствовала.

– Мария Константиновна? Меня зовут Евгений Кузне­цов, я вам звонил.

Она отошла в сторону, пропуская Женю в узкую прихожую. Старая женщина с невидящим взглядом. Миша был ее единственным сыном.

– Я друг Михаила... – произнес Кузнецов. Мария Константиновна кивнула, соглашаясь. – Я... соболезную... – Речь не клеилась. Он спотыкался и не знал, что сказать. Такое бывало с ним редко. Обычно он говорил много. Когда врал, то говорил очень много. Когда же пытался выразить свои истинные чувства, как сейчас, – слова сбивались.

– Он никогда не думал о смерти, – вдруг заговорила Мария Константиновна. – Он был полон энергии, он был увлечен только своей работой. Поэтому Людмила его и бросила.

– Если вам будут нужны деньги, я могу помочь.

– Спасибо, – ответила она совершенно без эмоций, – На что мне теперь деньги, когда Миши нет?!

Она неожиданно закрылась рукой и заплакала. Евгений был готов провалиться на месте. Он не мог решиться подойти и утешить Мишину мать, он не смел вымолвить слова. Кузнецов стоял на месте словно истукан и проклинал себя. Встреча с матерью Михаила была самой тяжелой из его встреч в Санкт-Петербурге.

Мария Константиновна отняла руку от лица. Слез Куз­нецов не увидел. Быть может, слез больше не осталось.

– Я не могу перестать думать о нем, – произнесла она. – Я знаю, что ничего не изменишь, что надо продолжать жить. Я знаю... нельзя думать только о своей печали. Я дала себе слово, что больше не буду говорить о Мише... но это вырвалось. Вы пришли только затем, чтобы выразить свои соболезнования?

– Я бы хотел кое-что спросить. У Миши остался мой ключ. Такой маленький, желтенький.

– Сейчас, – ответила она и скрылась в гостиной.

Женя поднял глаза на старые выцветшие обои в прихожей и потрескавшийся потолок, требующий ремонта. Миша получал крохи, как и многие отечественные ученые. На ремонт денег никогда не оставалось.

Она вернулась, неся в сжатом сморщенном кулаке несколько ключей.

– Это от двух замков моей квартиры, – сказала она, зачем-то протягивая Кузнецову ключи. Женя нерешительно взял их. – Это от квартиры, где Людмила живет. – Мария Константиновна протянула Кузнецову еще два ключа. Женя взял их.

– До свидания, – сказала она.

– Подождите, это все?

– Больше у меня нет ключей. – Ее взгляд был устремлен сквозь Кузнецова.

Женя потер висок. Где же ключ? Неужели остался в милиции? Этот вариант устраивал Кузнецова меньше всего.

– Спасибо вам, – произнес он, положив ключи в руку старой женщины. Рука была безвольна. Женя сделал шаг назад, ключи вывалились из руки Марии Константиновны и с глухим стуком ударились о потертый ковер прихожей.