Магистраль

— Хуже. На двенадцатом километре пост ГИБДД стоит, а рядом три гнилые тачки. Вот в одной из них я и оказался. В «Запорожце». В красном… ушастом…

— Пошутили, значит, — прокомментировал он. — А с милицией что?

— Сам ушел, они в темноте не увидели. Потихоньку вылез, и сюда. Денег — ноль, холод собачий…

— Водки тебе надо, — посоветовал Шорохов. — С перцем. У вас в будущем перец есть?

Дрозд невесело усмехнулся.

— Ну а теперь обстоятельства, — сказал Лопатин, завинчивая банку. — И подробненько.

— Иначе никак?… — Дрозд потупился. — Операция у меня здесь… частного свойства.

— Секс-туризм… — бросил Василий Вениаминович. — Я так и думал. И нечего было мозги полоскать! Баба про тебя знает — кто ты, откуда?…

— Нет, нет, это не она, ручаюсь. Легенда у меня хорошая: бедный, больной, семейный. Ей от меня ничего не надо… Господин координатор! Я надеюсь, это не…

— Не будет использовано против тебя, — закончил Василий Вениаминович. — Пока ты снова здесь не окажешься со своими «частными свойствами». Дальше, я слушаю!

— Дальше — все… Позвонили в дверь, я открыл. Удар.

— Морду видел? — резко спросил Лопатин.

— Нет, шапка была надвинута… Очнулся уже в «Запорожце». Станнер и корректор на месте.

— Выходит, тебя не просто отвезли, а еще и одели?

— Да… — растерялся Дрозд. — Ботинки, дубленка…

— А баба?

— Не знаю… Я оттуда сразу к вам. Что бы с ней ни сделали, целый день прошел. С железкой помочь можно, без железки — вряд ли…

— Когда позвонили, ты время заметил?

— Само собой. На этой гребаной работе каждый чих по часам сверяешь, Семь вечера, ровно.

Шорохов отогнул рукав — «Ситизен» показывал уже четыре утра.

— Да!.. — спохватился Дрозд. — Ты когда будешь на месте, звони вот так: длинный, два коротких, снова длинный.

Он продублировал пальцем по столу — получилось «тук… тук-тук… тук…». Олег вспомнил, что так же стучался и официант, и это ему не понравилось.

— А тот, который тебя уделал?… Он по-другому звонил?

— Я бы тогда не стал открывать. — Дрозд понял, что именно Олег имеет в виду, и нахмурился. — Да, он тоже знал… Но ты-то придешь раньше. Я надеюсь.

— Адрес, — сказал Лопатин.

Дрозд назвал, Василий Вениаминович записал в блокноте. Затем вкусно раскурил трубку и, сдвинув шляпу на глаза, махнул рукой:

— Поедем, Шорох. А ты жди здесь и не рыпайся, — велел он Дрозду. — К сейфу с железками даже близко не подходить, ясно?

— Что я, маленький?… — проворчал тот. — Сигарет не оставите?

Олег отдал ему пачку «Кента», какую-то из двух, и пошел за Лопатиным.

— О чем задумался? — спросил Василий Вениаминович, наполняя салон «Вольво» удушливым вишневым ароматом.

— О чем я могу думать?…

Шорохов не хотел признаваться, но он, кажется, начал разочаровываться. В самом себе, как ни странно. Теперь, когда Олег узнал, зачем в действительности явился Дрозд, он догадался и об истинной цели двойника. Шорох приходил не для того, чтобы скинуть на него часть повседневной работы, и даже не ради Ивана Ивановича, про которого и Лопатин-то вспомнил с большим трудом. Просто Шороху нужен был повод улизнуть к бабенке, живущей где-то позже или, наоборот, раньше. Все оперы делают это, решил Олег.

— Только без героизма, прошу тебя, — сказал Лопатин, откладывая погасшую трубку на приборную панель. — Доставай станнер и глуши всех. Дрозда тоже. Всех, а потом разберемся… Я тебя на улице буду ждать, если что-то не получится — в бутылку не лезь, сдадим Дрозда его координатору, пусть сами расхлебывают…

— Василий Вениаминович, а это, вообще, нормально?… Когда опер входит в контакт с замурованными… Да еще в такой плотный… контакт.

— Лишь бы без последствий. Хотя опер сам же их и компенсирует. Но если можешь воздержаться — лучше воздержись. Если не можешь — полагайся только на себя. Иначе будешь иметь бледный вид, как коллега Дрозд… Ну что, приехали вроде бы…

Он остановился у панельной многоэтажки и включил магнитолу.

— Засеки время. Сюда же и возвращайся. Не хочется тут маячить… Да и поспишь подольше. Ни пуха…

— Ага, — ответил Шорохов, принимая листок с адресом.

Пока лифт тащился на шестнадцатый этаж, он запомнил номер квартиры, спрятал бумажку и с приятностью огладил высохшие джинсы.

На площадке никого не было: летом пятый час — это уже утро, зимой — еще глубокая ночь.

Шорохов расстегнул куртку и извлек синхронизатор, попутно прощупав в соседнем кармашке станнер. Дрозд говорил, что на него напали в девятнадцать ноль-ноль. Олег выставил время с запасом и стартовал.

На финише ничего не изменилось, разве что оба лифта оказались в движении да залаяла где-то внизу собака. За окном все так же чернело.

Шорохов подошел к общей двери и положил палец на кнопку против номера «131».

— Не отвлекай Дрозда, ему до семи кувыркаться… — сказали сзади.

Олег застыл, соображая, что делать. Хватать станнер левой рукой было неудобно. Правой — не успеть.

— Не успеешь… — подтвердил голос. — Вторую лапку вверх и разворачивайся. И без героизма, прошу тебя…

Шорохов отметил, что слова Лопатина про героизм ему повторили с той же самой интонацией.