Магистраль

Олег не заметил, как под вытянутой рукой остановилась серая “Волга”. Он назвал адрес, водитель спросил: “Сколько?”, Шорохов сказал: “Сколько хочешь”. Он же миллионер, так какого хрена?… Банкоматы были щедры, да и обещанный мешок евро, в девяносто пятом пока еще никчемный, согревал даже в перспективе.

Олег не желал браться за это дело, но он боялся, что его личное мнение ничего не решает. Как, впрочем, и все остальные мнения. Свободу выбора нельзя купить ни за полтора миллиона, ни за все деньги мира — просто потому, что ее, свободы, не существует. Возможность пройти по единственной дорожке, совершить набор строго определенных действий — и ни шагу в сторону. Подсмотреть, что там в конце, и удовлетворенно застрелиться…

— …холодно… — обронил водитель.

— Что?… — Олег прослушал и теперь не знал, переспросить или отмахнуться.

— Прохладно, говорю, сегодня.

— В декабре прохладней, — отстранение ответил Шорохов.

Водитель пошевелил бровями и занялся магнитолой. Развивать тему он не рискнул.

Олег, оторвавшись от размышлений, повернулся к окну. Ничего знаменательного там не оказалось. Шорохову было безразлично — и то, что появляется впереди, и то, что остается сзади. У него отняли даже не свободу, а веру в какую-либо свободу вообще. Самое ценное, что есть в жизни, — иллюзию выбора. Отняли. Хотя… именно об этом и предупреждал когда-то вербовщик.

Вздрогнув, Олег сфокусировал взгляд на маленьком “Фиате”, сверкающем после мойки. “Волга” начала останавливаться у светофора, и “Фиат” тоже притормозил. На стоп-линии они встали впритирку, дверь к двери.

Шорохов разглядывал соседний салон — рядом, буквально в метре, сидела Ася. Кроме нее, в машине находились еще двое молодых людей, худощавых, крашеных и невыносимо стильных — по меркам девяносто пятого. Вся компания болтала и трясла головами, то ли под музыку, то ли так, от благого расположения духа.

Олега вдруг охватило необъяснимое чувство досады. Ася, вероятно, лет восемнадцати от роду, вероятно, нетрезвая, куда-то ехала с двумя полудурками… Ну и что? Она и сейчас, в настоящем, не обязана перед ним отчитываться, а уж здесь-то, в прошлом… Тем не менее Шорохов не мог себя пересилить. Он прижался к стеклу так, что расплющил нос, и пялился на “Фиат”, пока его там не заметили.

Один из парней толкнул Асю в бок и показал на Олега. Все трое захохотали.

— За ними, — распорядился Олег.

— Так э-э… — замялся водитель.

— Все будет оплачено.

Светофор подмигнул желтым и сразу включил зеленый. “Фиат” пулей сорвался с места. “Волга”, чуть помедлив, стала набирать обороты.

— Не упустим, — сказал водитель. — Девушка твоя? Какая молоденькая…

— Сестра, — буркнул Шорохов.

Он и сам не очень понимал, зачем ему это нужно и что он будет делать, если, к примеру, застанет Асю выходящей из машины.

“Привет, Асель…”

“Аты кто?…” Или даже так: “А пошел на…”

— Отбой, — вздохнул Олег. — Давай куда ехали.

— Так мы и едем. Нам с ними по дороге. А вот… если хочешь знать, не ты один интересуешься, — проговорил шофер, косясь на зеркало. — Еще кое-кто…

— За ней?

— За нами. Беспокойный ты пассажир… Высажу я тебя, пока не нарвался…

— Какой “высажу”?! — воскликнул Шорохов. — Сколько тебе еще?..

— Ну… сотку, наверно.

Олег обернулся — сзади маячили красные “Жигули”.

— Давно за нами прутся… — сообщил водитель.

Шорохов порылся в карманах и, выбрав стотысячную купюру, с хлопком положил ее на приборную панель. В том же кармане вперемешку лежали и деноминированные, и две банкноты по десять марок, и десятка евриков, и даже юбилейный полтинник Центробанка, выпущенный в две тысячи девятом году.

“Это Федяченко, — решил Олег. — Чего ему надо? Проверяет? Больно откровенно…”

— Теперь убегаем? — с издевкой спросил шофер.

— Пусть догонит.

— Послушай, друг… Мы насчет маневров не договаривались.

Шорохов разыскал еще две сотни. Водитель засомневался пуще прежнего, но умолк.

На очередном светофоре красная “девятка” поравнялась с их “Волгой” — для этого ей пришлось опасно подрезать другую “девятку”, молочно-белую.

Это не могло быть совпадением. Это и не было совпадением.

За рулем сидел Иван Иванович. Бывший сокурсник уставился на Олега так же открыто, как он сам недавно таращился на Асю.

“Он же не помнит, — спохватился Шорохов. — Его же закрыли”.

Иванов не отводил взгляд, однако его лицо при этом ничего не выражало. С такими лицами обычно смотрят новости из Гондураса.

“И вообще, он местный, — запоздало сообразил Шорохов. — Он и не может помнить — ни школу, ни меня…”

Иван Иванович, как будто услышав, на секунду отвернулся к светофору и вновь воззрился на Олега. Вряд ли случайно.

Шорохов опустил стекло и махнул рукой.

— Здорово! — крикнул он.

На перекрестке было не очень шумно, и реплика наверняка дошла. Иванов не реагировал. Опасаясь, что машины скоро разъедутся, Олег жестом попросил его остановиться у тротуара, но Иван Иванович плотнее закрыл окно и выразительно покачал головой.

Хоть что-то определенное…