Магистр Жак де Моле

Как только вина считалась установленной, публично выносился приговор в форме "общей проповеди". Еретики, которые "искренне раскаялись", могли быть примерены с церковью и получали более легкое наказание - от денежного штрафа в случае незначительной вины до длительного тюремного заключения, когда осужденного заковывали в кандалы и сажали на хлеб и воду. Порой обвиняемый обязан был носить на одежде особую нашивку - свидетельство своего бесчестия, из-за чего над ним нередко издевалась толпа. В некоторых случаях полагалось совершить паломничество. Но те, кто отказывался отречься от своей ереси, или отказывался от собственных первоначальных признаний, или же вообще не желал признать себя виновным, передавались светскому суду, чтобы он вынес им соответствующий приговор. Обычно их приговаривали к смерти на костре. Инквизиция отстранялась формально от пролития крови. В этом смысле она повторяла суд фарисейского синедриона, который приговорил Христа к смерти, а затем обратился к прокуратору Иудеи, Понтию Пилату, осуществить смертную казнь через распятие. Грязную работу в этой тактике должен был выполнить кто-то другой, а не церковный суд и святая инквизиция, которая во многом копировала действия самих фарисеев, распявших Спасителя. Имущество казненных еретиков конфисковывали в пользу короля, а их наследники не имели права занимать общественные должности по крайней мере в течение двух поколений. Остается лишь догадываться, на какие ухищрения должен был пойти Гийом де Ногаре, чтобы скрыть свое еретическое прошлое и подняться столь высоко по иерархической лестнице французского королевства.

Как становится ясно из этого подробного описания судопроизводства основным место, где и совершались признания и самонаговоры, была камера пыток. Вот она, преисподняя, место боли и страданий, высокого мужества и низкой подлости. Вот она, квинтэссенция того, что обычно называют человеческой натурой. Один чувствует себя Богом, который может, как Христос, спуститься и в ад, а другой - дьяволом, поджаривающим не медленном огне или растягивающим человеческое тело до такой степени, что кости выходят из суставов. Великому Данте и не надо было ничего выдумывать. Достаточно было лишь раз спуститься в подвалы инквизиции, и все круги ада предстали бы перед ним во всем своем грозном и ужасающем величии. Наверное, великий итальянский поэт сидел где-нибудь в углу во время очередного допроса и скрупулезно записывал все тонкости искусства палача, который представлялся ему в своем черном капюшоне с прорезями для глаз и в черной мантии самим дьяволом или верным слугой его. Дантовский ад поражает читателя своим зловещим полумраком. Свет в этой части "Божественной комедии" неясный. Колеблющийся и готовый вот-вот погаснуть. Такое же ощущение возникало у каждого, кто попадал в камеру пыток. Всего лишь две свечи освещали огромное мрачное пространство, где в слабом мерцании с трудом вырисовывались контуры приспособлений для пыток, предназначенных для того, чтобы рвать на части человеческую плоть, жарить на огне пятки, с хрустом выворачивать суставы.

Все души в дантовском аду предстают перед нами абсолютно голыми, и это обстоятельство словно тоже позаимствовано из камеры пыток. Чтобы лишить человека чувства собственного достоинства, перед тем, как его начинали пытать, инквизиторы приказывали раздеть свою жертву. Причем раздевали всех без исключения: от мужчин, дряхлых стариков, и женщин до девственниц, для которых и эта насильственная нагота уже была самой настоящей мукой.