Идем, карлик, идем. Меня все равно защитить некому. А заодно заберем и двух моих братьев, а то к утру не они уже будут закусывать, а ими с удовольствием позавтракают те, кто изо всех сил рвется сейчас посмотреть на внутреннее убранство Лувра.
Маленький нормандский буржуа, которого до того, как стали называть Мариньи, имел имя Портье, сам проложил себе дорогу к трону и преданнее пса у Филиппа не было. Да, он был созданием короля, да, его предки не участвовали ни в одном из крестовых походов. Когда дед Филиппа проливал кровь и мучился дизентерией в египетской пустыне, дед Портье торговал и наживал капитал. Но кто выкупил Святого из сарацинского плена, кто смог заплатить огромный выкуп за всех оставшихся в живых крестоносцев, который был равен 2000 турских ливров? Народ Франции. Такие вот карлики, как дед Мариньи. Это они, навозные жуки, выращивали виноград, давили вино, сеяли хлеб, торговали и постепенно скапливали монета к монете нужную сумму, которую надо было выплатить за любимого в народе короля. Сама государыня, королева Маргарита, и королева мать, Бланка, обратились за помощью к людям с "черными ногами", и пожертвования потекли дружными ручейками, постепенно набирая мощь и напор бурной горной реки, волны которой и вынесли короля-неудачника к берегам родной Франции. Для Мариньи путь Филиппа Красивого был его собственной жизненной целью. Он предлагал королю вступить в союз с городами Франции, дабы успешнее воевать со своеволием крупных феодалов. Филипп, прислушиваясь к советам камердинера, запретил все междоусобные распри, а также чеканку денег, которая до недавнего времени практиковалась почти при каждом дворе влиятельного барона. Мариньи любил своего короля, но любил по-особому. Так любит руки мастера податливая глина, которой придают определенную форму. Да, для короля эта форма казалась уродливой, словно деревенский горшок, который вынули из печи. Но то, что плохо для короля, не всегда плохо для обычного смертного. Лучше быть горшком в руках властителя, чем куском грязи, о который каждый может вытереть ноги.
- Сир, - осмелился, наконец, твердым голосом произнести преданный слуга. - Времени уже почти не осталось.
Не говоря ни слова, король быстрым шагом прошел к двери своего кабинета, распахнул её и в следующий момент оказался уже в коридоре.
Залы Лувра были пусты. Они плохо освещались редкими факелами. Король быстро пересек огромное пространство, уставленное низкими с выгнутыми спинками креслами из черного позолоченного дерева, с подушками, вышитыми красными и желтыми розами. Эти розы вышивала ещё покойная Жанна. Филипп бросил на подушки беглый взгляд и почувствовал, как сердце проткнула острая боль. Если чернь ворвется сюда, то она будет касаться своими грязными руками самого святого.
Уже у тяжелой двери Филипп со злобой выхватил из кольца факел, и пламя осветило зал кроваво-красными сполохами. Наступало время карликов, а не героев, но герои умеют уходить с достоинством. И король с силой бросил горящий факел на ближайшее кресло, где лежали вышитые рукой королевы розы. Пламя стало жадно пожирать материю и сразу сделалось светлее. Удушливый дым начал распространяться по залу.
Затем Филипп замер у одной из статуй. Из противоположного конца послышались торопливые шаги. Это братья короля спешили к выходу. Забыв про этикет и отбросив в сторону вопросы чести, они бежали сейчас туда, где в дыму и пламени виднелась фигура короля. Заметив камердинера, Шарль и Людовик д'Эвро замедлили шаг и оставшуюся часть пути прошли с достоинством.
Быстрей, мои возлюбленные братья. Мариньи уверяет, что у нас совсем не осталось времени.
Филипп выхватил ещё один факел и осветил лицо статуи. Несколько масляных капель упало вниз, чуть не задев царственной голени, затянутой в черный чулок. Государь не обратил на это внимание. Казалось, что он опять находится во власти видений. Но забытье на этот раз длилось не долго. Король наклонился и свободной рукой коснулся пьедестала. Раздался легкий треск, и статуя медленно отодвинулась в сторону, освободив проход в подземелье.
Добро пожаловать в могилу, господа!
И с этими словами король начал быстро спускаться вниз по витой лестнице.