Генерал кивнул, сжал губы, и они продолжили пробираться к подножию холмов. По мере их продвижения обстановка заметно улучшалась. Зловоние пропадало, и насекомых становилось все меньше.
И все-таки, когда они, наконец, остановились, Мелиор просто рухнула на спину, закрыв глаза, а ее грудь опускалась и поднималась в учащенном ритме. Джибб поспешил к ней, но она слабо улыбнулась и подала ему знак отойти.
— Со мной все в порядке, — тяжело дыша, сказала она. — Мне нужно немного полежать.
Генерал покачал головой, но встал и собрался отойти.
— Почему же со мною нет Орриса, когда он мне так нужен? — чуть слышно пробормотала она. — По крайней мере, он бы смог меня вылечить.
— Присматривай за ней непрерывно, — сказал Джибб, проходя мимо Премеля. — Если ей что-нибудь понадобится, позови меня. А мы с остальными пока разобьем лагерь.
— Я могу заняться лагерем, генерал, — сказал Премель.
Джибб даже не замедлил шага.
— Знаю, — ответил. — Но в данный момент я не хочу быть рядом с ней.
Генерал и остальные охранники установили шесть палаток, прежде чем угасли последние лучи дневного света. Достав еду в таком количестве, чтобы на всех хватило, они стали устраиваться на ночь. Джибб вернулся к Мелиор, которая теперь уже сидела, чтобы предложить ей еды и перевязать рану, но они почти не разговаривали друг с другом. Генерал большую часть времени выкрикивал приказы Премелю и остальным охранникам, а Мелиор смотрела в ночь и была задумчивой и усталой. Мышь держалась сама по себе, хотя она, казалось, не хотела отходить далеко от Правительницы, раз ей был вверен камень Мелиор.
Когда Мелиор, наконец, встала и захромала к своему месту отдыха, Мышь последовала за ней и расположилась в палатке, стоящей рядом с палаткой Правительницы, оставив Джиббу и Премелю ту, что находилась чуть в стороне.
На следующий день они значительно продвинулись вперед, несмотря на то что Мелиор было очень тяжело. Они снялись с места с первыми лучами солнца, позже немного отдохнули и снова остановились в самый разгар дня. И хотя Правительница снова казалась неестественно раскрасневшейся и изнуренной, она не жаловалась. Им даже не пришлось замедлять шага из-за нее.
— Как ей это удается? — услышал под вечер Премель вопрос Мыши.
Он мельком взглянул на нее и понял, что она обращается к нему. До этого он даже не осознавал, что она шла рядом с ним.
Премель почувствовал, что краснеет, и, повернув голову, снова стал смотреть прямо перед собой.
— Я, наверное, не тот человек, у которого стоит спрашивать об этом.
— Ты должен знать ее лучше, чем я. Сколько лет ты уже на нее работаешь?
Он пожал плечами, чувствуя себя довольно неловко:
— Лет десять.
— И ты все еще ее не знаешь?
Премель снова посмотрел на Мышь. Она разглядывала его со слегка изумленным выражением лица и насмешливой улыбкой на губах. Он видел этот взгляд очень часто за последние полтора дня и решил, что это — его постоянное выражение. Она, вообще-то, была весьма привлекательной, несмотря на трудные обстоятельства их похода.
— Ты надо мной насмехаешься? — спросил он.
— Вовсе нет.
Он поднял бровь, и она засмеялась.
— Я не говорю, что вообще неспособна смеяться над тобой, — уступила она. — Или что не буду потом делать этого впредь. Но сейчас я не насмехаюсь.
Премель осклабился:
— Ну что ж, это обнадеживает. — Он снова посмотрел в сторону. — По правде говоря, я не думаю, чтобы кто-нибудь знал ее очень уж хорошо, за исключением Джибба и, может быть, колдуна, который был здесь несколько лет назад.
— Я слышала о том чудотворце, — сказала Мышь. — Это правда, что они с Правительницей полюбили друг друга?
Премель знал об этом немало. Он достаточно долго дружил с Джиббом и был осведомлен о том, какие страдания чувства Мелиор к колдуну причинили ему. Но это, решил он, не дело Мыши.
— Как я уже говорил, я не слишком хорошо ее знаю.
— А сейчас ты лжешь, — сказала Мышь. — Но ничего. Мне, наверное, не следовало спрашивать.
Некоторое время они шли молча, а солнце медленно опускалось все ниже. Премелю хотелось бы поговорить с ней еще. Джибб с ним теперь почти не разговаривал, и хотя остальные охранники по-прежнему ничего не знали о его вероломстве, они смотрели на него как на старшего офицера, а не как на друга. Однако он никогда не пользовался особым успехом у женщин, и Мышь заставила его почувствовать смущение и неуверенность в себе. И тем не менее общение с ней бодрило его, а она, казалось, была рада идти рядом с ним.
— Как ты узнала, что я лгал? — наконец спросил Премель, глядя себе под ноги. Немногие бы смогли это понять.
— Я лгу каждый день, — ответила она. — Таков мой образ жизни. Через некоторое время научаешься определять, когда и другие лгут. — Она посмотрела на него. — Так почему ты мне солгал?
— Я думал, что тебе не следует знать что-то столь личное о Правительнице.
— Может быть, и не следует. Но ты знаешь ее лучше, чем хотел показать, не так ли?