— Где же она? — перебегая с места на место, беспорядочно разбрасывая вещи, бормотала Лера. И потеряла надежду найти кассету, ведь она такая маленькая, запросто затерялась в траве. — Я же держала ее в руках… Зачем-то он кинул ее мне, вдруг там что-то важное…
Нет, без нее нельзя уезжать. Лера мысленно вернулась назад, когда поймала кассету. Что она делала после ухода убийцы? Искала свои вещи. Куда пошла перво-наперво? К купальнику, потому что сначала надела стринги. Там и нашла кассету в траве. Все, можно ехать.
Взвизгнули колеса, Лера развернула автомобиль, подавив провизию, аккуратно разложенную на маленьком столике негодяем Генрихом. И помчалась к городу. Она ехала, утирая катившиеся слезы. Тошно… Гадко…
Почти у города Лера опомнилась: она в чужом автомобиле, на который у нее не было доверенности. А куда его потом деть? Что будет, когда найдут трупы? И вообще, что будет? Ее лихорадило от хаотичных мыслей, но она сообразила хотя бы избавиться от машины. Лера долго выбирала место, свернув с трассы. Набрела на глубокий овраг в редких зарослях, открыла дверцу и, не выключая мотора, направила колеса в овраг, сама же выпрыгнула из машины. Трюк закончился неловко, Лера упала на землю плашмя. Она даже не посмотрела, как автомобиль нырнул в овраг, только слышала скрежет и звук разбиваемого стекла. Поднявшись, Лера подхватила сумочку и побежала к городу.
Домой пришла в сумерках. Нянька что-то говорила ей. Не вникая в ее слова, Лера поднялась в спальню, сняла с себя всю одежду и выбросила в мусорное ведро. Потом битых два часа проторчала в ванной. На нее лилась вода, а она стояла под потоком, обняв плечи. Ей было холодно, хотя ванную заполнял пар — вода текла горячая. Совершенно разбитая, опустошенная, Лера упала на кровать, завернулась в одеяло.
— Господи, как я могла… — Она плакала, уткнув лицо в подушку.
…Нет, это невозможно рассказать. И простить невозможно.
21
Молодые ребята, естественно, жутко испугались, когда их похватали и привезли (мама дорогая!) в прокуратуру. Ничего не объяснили, а предложили посмотреть кино. Валдис курил, стоя перед пятью парнями, которые посмотрели три одинаковых сюжета с недоумением на лицах, будто сегодня впервые узнали, что такое секс. Владимир Васильевич предоставил оперу разговаривать с торговцами видеопродукцией, а тот не торопился с вопросами.
— Пацаны, — начал Валдис далеко не интеллигентным тоном, — мне интересно: кто это кино сварганил? — Гробовое молчание. — Это ответ? — Ни слова, ни кивка. — Пацаны, мы можем запросто привлечь вас за реализацию контрафактной продукции, но не собираемся этого делать. Давайте так: вы нам про кино рассказываете, мы вас отпускаем. То, что вы слили нам информацию, никто не узнает, и все дела.
— Было бы что рассказывать, — наконец заговорил один из пяти, с серьезным лицом и внешне самый спокойный.
— Твои слова надо понимать, что вы ничего не знаете? — уточнил Валдис.
— Мне такие записи не попадались, — сказал тот же самый парень, остальные загалдели, дескать, вообще ничего подобного никогда не видели. Парень дождался, когда смолкнет гул. — Это не киношка, а домашний архив.
— В смысле? — Валдис сделал вид, что не понял, о каком архиве идет речь.
— Вы разве не видели порно? — усмехнулся парень. — Там есть начало истории, середина — большой трах, есть и конец истории. Потом, и это главное, в порно детально показывается трах, со всеми подробностями. А здесь просто секс, неинтересный, без фантазии. На эротику тоже не тянет — нет красивости. Я бы эту продукцию не взял. Загнать такое дерьмо — клиентов потерять.
— Свободны. — Валдис махнул рукой на дверь.
Парни вскочили с мест, заторопились к двери, но пропустили Степаняна, который плюхнулся на стул с загадочной улыбкой. В наступившей тишине голос робко подала Ника:
— Может, я не права, но мне кажется, дело в женщинах.
— А именно? — скосил на нее недружелюбные глаза Владимир Васильевич.
— Попробую объяснить, — набралась она храбрости. — На кассетах три одинаковых сюжета, что само по себе странно…
— Можно посмотреть? — спросил Степанян.
— Смотри, — разрешил Владимир Васильевич. — Мне это кино уже поперек горла стоит. Слушаю тебя, Ника.
Степанян включил видик, убавил громкость, скрестил на груди руки и на первых же кадрах выпятил нижнюю губу.
— Мне кажется, — продолжала Ника, — группа Фалеева делала это с целью, например, чего-то добиться от них. Записано так, будто насилия не было. Может, таким образом сооружали компромат на женщин?
— То есть, — поднял палец Валдис, — цель — шантаж?
— М-м… да, как один из вариантов, — сказала Ника.
— Пока другие варианты терпят фиаско, — проворчал Владимир Васильевич, подумал, глядя на девушку почему-то с подозрением, и сказал: — Вполне может быть и шантаж. Но с какой целью?
Вопрос был задан не кому-то конкретно, а вообще, однако Валдис и Ника дошли до той стадии, когда мозги ворочались туго. Свою лепту в разговор внес Степанян:
— Шантажируют, чтобы что-то получить, или кого-то приструнить, или запугать, или договориться.