Магия пространства

Баба сбежала. И чего я добилась, шепеляво качая тут права? Нет, ну не терпеть же было. К тому же, и правда, терпеть уже невозможно. Я кое-как через прутья клетки опорожнила мочевой пузырь в пододвинутое ко мне корыто. Примерно через полчаса в хлев вошёл пожилой мужик с широкой лопатистой бородой. Из-за его плеча любопытно выглядывали другие люди.

— Ты чего тут шумишь? — попытался грозно спросить он, подойдя к моему загону.

Но голос его, однако, при этом дрогнул. Боятся они меня. То ли буйства безумного ребёнка, то ли, наоборот, моей разумности, которой может оказаться поболе, чем у них. Надо поговорить с ним вежливо, и не обращать уже внимания на свою шепелявость.

— Давайте познакомимся. Как мне к вам обращаться?

— Так это… дядька Фокк.

— Ну меня вы наверное знаете, да? Кто я, по-вашему?

— Так… известно, кто. Отродье герцогское.

— Я не отродье, я его дочь! — одновременно обрадовалась и оскорбилась я, несостоявшаяся падчерица принцессы Маэлис.

— Так ведь безумная же…

— Я выздоровела. Вот когда мой папенька меня стращал, так я была безумной. А как увидела сегодня, что его схватили по приказу его высочества Винсента, так сразу в моей голове — хлоп! — и прояснилось разом. Понимаешь, дядька Фокк?

— Как так — разом? — не спешил доверять мне мужик.

— Не знаю, как, но уж как есть. Вы же наверное знаете, что раньше я и говорить не умела?

Дядька и народ, набившийся в проёме двери в хлев согласно закивал и загомонил.

— Ну вот. А теперь — слышите, как научилась? Вот как папеньку скрутили, так я и дар речи сразу обрела.

— А правду сказывают, что у тебя и мажеский дар имеется? — полюбопытствовал дядька.

— Надо говорить "магический", — снисходительно поправила его я, ходячее пособие для практиканта-логопеда, — Правда. Но я им пока не умею пользоваться.

— А правда, что ты девку-служанку убила? — высунулся какой-то пацан, который тут же наполучал сразу несколько звонких щелбанов от взрослых и спрятал свою голову.

О ужас. Я ещё и малолетняя убийца, вдобавок ко всему. Между тем, ответа от меня все ждали.

— Я не помню. Я ведь до сегодняшнего дня не в ясном разуме была.

— А что, ежели твоё прояснение скоро опять кончится? — опасливо спросил меня Фокк.

— Не кончится. Я ведь в разум как пришла теперь, так уже и захотела бы выйти — а не получится.

Фокк отошёл к народу и они начали совещаться. Я стояла паинькой, навострив уши. Вроде склоняются к улучшению моей участи… Даже не знаю, как так получилось, но тут я нечаянно всё испортила, звонко чихнув. И надо ж такому быть, что этим чихом я случайно напугала какого-то особо нервного крестьянина с тонкой душевной организацией, испугавшегося несомненно начинающегося у меня приступа безумия. Где-то вдобавок забрехала собака и заголосил младенец, усугубив ситуацию. В двери возникла нездоровая паника, и народ дружно попятился от хлева. Ну всё, тушите свет.

А свет и так почти погас. Наступившие сумерки никак не способствовали освещению и без того тёмного хлева.

— Ты это… — сказал подошедший ко мне Фокк, — посиди пока тут, до завтрева. Обчество так решило.

— Постель мне принесите и еды нормальной.

— Ишь ты, постель тебе сюды! — возмутился мужик.

— Тогда не сюды, а туды!

— Куды — туды?

— Куды, куды… — начала закипать я, — Сейчас яйцо снесёшь, раскудахтался. В дом! Я ведь не свинья, чтобы прямо так спать.

— Поесть принесу, — заупрямился мужик, — а поспать сегодня прямо так и придётся. Обчество решило.

— Вот всем "обчеством" вас король и прикажет пороть, чтоб неповадно было аристократов в клетках да в хлеву со свиньями держать!

Дядька тяжело вздохнул и удалился, почёсывая свой зад, явно предчувствуя неминуемую правоту моих слов.

Вскоре он вернулся, притащив мне какой-то драный зипун да краюху хлеба, лежащую на металлической кружке с водой.

- Ужин прямо королевский, — сказала я.

— Какой есть, — насупился мужик.

— Да я не в обиду, я правду говорю, — утешила я его, — Ужин такой в точности как в королевской тюрьме.

— На-кось, ташшы к себе вот, за рукав, — отмахнулся дядька.

Кое-как "вташшыв" зипун сквозь прутья решётки слабенькими девчачьими ручками, я уселась на него и принялась пить и есть. Когда подняла голову — мужика в хлеву уже не было. Я осталась одна, если не считать массово уснувших хрюшек, трогательно соприкасающихся друг с другом пятачками.