Мы приняли ванну, поужинали, я оставил в меньшей спальной комнате на кровати двух големов воздуха, наши точные копии, разбросал по всему номеру полторы сотни маленьких чёрных червячков и мы забрались на большую, высокую кровать с балдахином. Аурелия с первых минут повела себя совершенно неспортивно и получила от меня по рукам раз двадцать, прежде чем повернулась ко мне спиной. После полуночи к нам в номер полезли прямо через окна и двери воры, но големы были начеку и сразу же их проглатывали, как это и положено удавам. Воры не шумели, удавы вели себя ещё тише, так что спать нам ничто не помешало. Правда, под утро девушка птица всё же прильнула к моей груди и даже закинула на меня ножку, но я положил ей на плечики руку и она на этом остановилась.
Наутро в номере лежало девятнадцать чуть подёргивающихся чёрных коконов. Мы спокойно умылись, оделись, позавтракали и направились к конюшне. Перед воротами конюшни лежало одиннадцать чёрных коконов, мимо которых я прошел абсолютно равнодушно. Собрав оставшиеся магические артефакты, я вывел Сократа и мы поехали на конный рынок. Он находился неподалёку от порта, огороженного высокой каменной стеной, но в ней имелось множество дверей и ворот, открытых настежь. Конный рынок находился на пологом берегу и был огромным. Лошади стояли в загонах, между которыми пролегли широкие проезды. Народу было довольно много, над рынком стоял плотный гомон людских голосов и конского ржания. От разноцветных одеяний рябило в глазах, а от сияния доспехов, тучи развеялись и светило яркое солнце, глазам так и вовсе было больно.
Мы проехали уже множество загонов, но нигде я не увидел пока коня, достойного скакать рядом с Сокки стремя в стремя. Я уже и не надеялся, что нам повезёт, когда увидел такого коня, что чуть не свалился на землю. Это была точная копия Сократа, но боже мой, как же бедняге туго пришлось. Кроме этого жеребца с кровавыми рубцами на шкуре и разбитой в кровь мордой, в загоне не было больше ни одной лошади. Конь был избит, но не сломлен. Он стоял шатаясь, бил по земле неподкованным копытом и зловеще храпел. Мой Сокки при виде него жалобно заржал и измученный конь встрепенулся. Успокоив Сократа, я надел Всевидящее око и поехал к загону, возле которого прохаживался здоровенный, бородатый верзила, облачённый в магические доспехи. Подъехав поближе, я громко крикнул:
— Эй, ты, животное, сколько стоит твой конь, я его покупаю.
Бородатое мурло зверски осклабилось и заявило:
— Рыцарям такие кони не по карману.
— Животное, не тебе оценивать глубину моих карманов, — одёрнул я садиста, — назови цену, возьми с меня плату и удирай отсюда, как можно быстрее, иначе я оторву тебе то, чем ты так недоволен.
Конокрад, которого свали Улерс Крыса, позеленел от злости, насупился и назвал цену, словно плюнул мне в лицо:
— Десять тысяч декаров. Это морской конь и он достоин короля.
— Подставь шапку, животное, и как только я отсчитаю тебе ровно сто монет, убегай, иначе я с корнем вырву твои мужские недостатки и вобью их тебе в глотку. — прорычал я, давясь гневом.
После этого я принялся бросать в шапку негодяя, посмевшего поднять на коня, который был скован магией, руку, монеты достоинством в сто декаров. Магическое заклинание конокрада я из его тупой башки уже выудил. Как только сотая монета упала в шапку, я спросил:
— Цена за коня уплачена, животное?
— Уплачена полностью, — растеряно ответил Улерс Крыса и добавил, — конь ваш, синьор рыцарь. Можете забирать. — Я дал Сократу шенкелей и мой конь взвился в воздух в высоком прыжке, но тут же мне в спину ударил насмешливый крик конокрада — А сейчас я посмотрю, как ты, богатенький рыцарь, будешь забирать его!
Не поворачиваясь к подонку, я громко сказал:
— Зря ты не убежало, животное.
Подняв вверх руку с повёрнутой назад ладонью, я крепко сжал пальцы и магическим ударом вырвал конокраду гениталии, после чего они вырвались из штанов наружу и, выбивая ему зубы, влетели вместе с ними в глотку и оказались в желудке. Улерс Крыса взревел, как медведь, и упал на колени. Набежавшая толпа моментально выбила у него из рук шапку с золотом и хорошенько потопталась по нему. Освободив коня от магических пут, я принялся исцелять его. То, что конокрад истекал кровью и был уже при смерти, меня хотя и не волновало, всё же расходилось с моими планами.
Пару раз махнув рукой в его сторону, я привёл его лишь в относительный порядок, так как извлекать из брюха и прилаживать мужское хозяйство не стал. Ограбленный Улерс встал на четвереньки, засунул себе в щербатую пасть чуть ли не всю руку и стал выблёвывать проглоченные гениталии. Это давалось ему с трудом, но только так он мог хотя бы чисто формально остаться мужчиной.