– Оу, я все понял, – Муромец скрестил руки на груди. – Это она сама с приветом и заодно, этот привет всем студентам передала.
– Нравится? – не могла не улыбнуться.
А что? По мне же видно, к чему приводит излишнее распитие незнакомых зелий. По мне видно, по Моревне, одна Волкова еще свободно дышит, спишем на ее регенерацию. Но здоровое лицо подруги изрядно портило мое настроение. Если отдыхали вместе, то и страдать надо одинаково.
– Ладно, Ульян, не злись, – отвлек меня Максим. – У меня к тебе предложение… – он на секунду запнулся, – романтического характера.
И все за столом замолчали, я в том числе. Можно было пролетающего комара услышать.
– Пойдем на свидание? – начал Макс, не обращая внимание на сокурсников. – Я понимаю, тебе за пределы Университета нельзя, но и здесь полно красивых мест.
Хорошо, что никто из друзей и слова не высказал. Я бы прибила. Пока к Максиму я была расположена исключительно как соученица. Не воспринимала его в пару, не ощущала бабочек в животе, но… Он стал первым, кроме Златы, естественно, кто помогал мне осваиваться в волшебном мире. Отнесся по доброму, до кабинета проводил, еще и про свою музыкальную группу рассказал. Всем хорош, но я была хладнокровна.
– Почему нет? – немножечко фальшиво улыбнулась я. – Хоть сегодня.
– Отлично, – обрадовался юноша. – Тебе понравится. Я столько всего придумал.
Его энтузиазма не разделяла. Перед глазами стояло лицо Вячеслава Алексеевича, привидевшегося мне во сне. В кошмарном, страшном, но со странным его поведением. Утром мне даже показалось, что все было взаправду. Мне почти не досталось, он сжалился надо мной, не издевался и сейчас сидел вдалеке, буравя наш стол ледяным взглядом, будто расслышал приглашение.
– Скоро занятия, – прервала всех Милка. – Давайте собираться.
Она, в отличие от меня, в хорошем настроении не была. И виновато было не похмелье. Кому понравится, что тебя отчитывает любовь всей твоей жизни? Она же сама призналась нам в озере, что положила на Дмитрия Игоревича глаз или сглаз. Я окончательно не решила.
Дальше день развивался предсказуемо. Я была на всех парах, лишь бы куратор меня ни в чем не уличил, получала записки от Макса, назначившего свидание на одиннадцать вечера. Это было не по правилам, но если студенты терялись на территории Университета, их больше журили, а не ругали и наказывали. А потом вернулась в комнату. Моревны и Волковой не было, им их старшие задали отработки, а я впервые наслаждалась одиночеством.
Снова достала дневник мамы и погрузилась в чтение. Она писала об исследованиях, о своей миссии, но ни слова об отце. Будни у нее были суетными, она часто переезжала, скрываясь от дознавательской службы, участвовала в протестах и помогала лешим, кикиморам и домовым, защищая их права. Об артефактах не упоминала, обо мне тоже не было ни строчки, но на самой последней странице я заметила приписку.
Судя по написанному, легко я не отделаюсь. У Устиньи была какая-то необъяснимая любовь к загадкам. Прямо она ничего не утверждала, зато дала мне возможность отыскать продолжение ее дневника самостоятельно. Надо ли говорить, что к задаче я подошла с воодушевлением.
Стих явно говорил о кладбище и смерти. А это значило, что вторую часть она спрятала где-то на погосте в Тридевятом царстве, но мало ли их в этом мире? Но строки про справедливый суд наводили на мысль, что я оказалась в нужном месте в нужное время. Не зря же Майя Вольфовна, передававшая мне труд матери, служила в Университете правосудия?
Божечки-кошечки, как не реагировать? Если я доберусь до библиотеки, выясню, кто же работал в учебном заведении восемнадцать-девятнадцать лет назад или учился здесь.
Кажется, мое свидание зайдет куда-то не туда.
Выбиралась я на него, кстати, снова благодаря Луке. Борис был прав, кот-фамильяр и живое дерево оказались верными соратниками в нарушении правил Университета и в сбегании ночью на свободу. Каким образом Максим вышел из общежития, я и думать не хотела, не мои же проблемы.