Магический ожог

О чем она думала, я знала точно: либо я, либо меня. Тварь внушала ей страх. Но она не сбежала. Она не спряталась. Она приняла осознанное решение принять бой. И это было правильно. За исключением того, что нападение Джули на подобного монстра равносильно попытке остановить обученного добермана мухобойкой.

Обласканные языками пламени пальцы Джули покраснели. Ожог, вероятно, несильный. Могло быть и хуже.

— На холодильнике тюбик с мазью A&D. Смажь руки…

На секунду магия ушла и вернулась снова. Я посмотрела в дверной проем, с целью убедиться, что ничего не прошло внутрь. За охранным контуром стоял высокий субъект. Рослый и слегка ссутулившийся, он был одет в белые тонкие одежды. Глубокий капюшон свисал почти до груди, скрывая лицо. Он был похож на покойника, завернутого в белое покрывало и готового к погребению.

Из-под капюшона раздался мужской голос: холодный, скрипучий, сухой, как звук ракушек, раздавленных тяжелой ногой.

— Отдай мне ребенка, человечешко.

Я столкнулась с марионетками и убила их, поэтому кукловод решил появиться сам. Как лестно. Я указала Джули на стену позади себя. Пусть она будет подальше от его глаз.

— Что ты можешь предложить ребенку?

— Жизнь.

— Это включает право на условно-досрочное освобождение?

Это выбило его из колеи, но всего лишь на мгновенье.

— Отдай ребенка.

— Жизнь, хм? Это не очень хорошее предложение. Не должен ли ты как минимум предложить какие-нибудь сокровища и кучку симпатичных парней в придачу?

— Отдай мне девочку, — скомандовал он шелестящим голосом. — Ты — ничто, человечешко. Ты не представляешь угрозы. Мои ривы обглодают мясо с твоих костей.

Так у лохматых дам есть название! Я оскалилась.

— Ну, так зачем тратить время на болтовню. Давай, снимай капюшон и начнем.

Он отклонился назад и вскинул руки вверх. Ткань, раздуваясь пузырями и извиваясь, заскользила по его рукам. Призрачный ветер шевелил его одеяния. Ткань распахнулась, и я увидела его мерзкое лицо: узкая клыкастая морда цвета заживающих синяков, два огромных круглых глаза — мертвых, холодных и чужих, как глаза кальмара. В середине лба расположилась большая бледно-зеленая шишка, пульсировавшая так, точно какое-то уродливое сердце. Из шишки потекли две дорожки серой сукровицы, прокладывая свой путь меж жестоких глаз.

Из рукавов одеяния вырвались зеленые плетения, разделились на щупальца, которые сомкнулись над дверью и подняли Балахона в воздух. Он завис в сети из щупалец. Шишка начала пульсировать быстрее. Его шепот наводнил квартиру настолько, что я чувствовала его на коже.

— Помоги-и-и…

Его магия рванула пушечным выстрелом. Охранный контур на двери порвался как папирусная бумага, а волна прошла по мне и вылетела в кухонное окно. Если бы магия была материальной, она снесла бы стены. Пораженный этой силой, мой мозг потратил целое мгновенье, чтобы осознать: охранный контур больше не защищает ни дверь, ни окно за спиной.

Вьющаяся прядь черных волос схватила меня за талию и с ужасающей силой и скоростью потащила к сломанному окну. Я ударилась о развороченную решетку. Боль огнем обожгла спину. Внутри стало горячо. Я вскрикнула.

Еще один черный локон обвил мою руку. Джули замерла с широко распахнутыми от ужаса глазами. Волосы стягивали меня сильнее и сильнее, сжимая грудь. Я не могла и мускулом пошевелить. Стальной обруч сдавил легкие. Если бы я вырубилась, он бы забрал Джули.

‑Убей… — проскрипел Балахон.

Челюсти прокусили мое плечо, но тут же разжались. Рива захрипела, обожженная моей кровью.

Она — нежить. Ей можно управлять, как и вампиром. Я потянулась к ее сознанию и ударилась о защитную стену Балахона. Непроницаемая.

Волосы снова крепко сжали. Без вариантов.

Боль пронзила спину. Я напряглась и произнесла одно единственное слово:

— Amehe. Повинуйся.

Слово силы далось неожиданно тяжело: возникло чувство, что внутренности вырвали из живота. Я заметалась в агонии. К счастью, стена, закрывавшая сознание ривы, рухнула. Теперь в сети из щупалец взвыл Балахон.

Передо мной, как зияющая дыра, открылось сознание ривы. Я собрала его в кулак и сжала. Аркан из волос ослаб. Они все еще держали меня, но удушающего сдавливания уже не было.

Я смотрела и глазами ривы, и своими собственными. Этим двойным зрением я увидела Джули, свернувшуюся на полу крошечным комочком. Балахон уставился на меня. Я чувствовала: он затаился в самых укромных уголках сознания ривы и выжидал. Переполненный ненавистью не просто ко мне, а к тому, кем я была, он кипел, едва сдерживая ярость. Мерзкая и озлобленная тварь, желающая покончить со всем родом человеческим. Во мне разрослось отвращение — инстинктивная реакция сродни ксенофобии. Столь сильная, что грозила затмить рассудок.

Я заставила волосы размотаться. Они медленно и неохтно отпустили меня. Даже со словом силы я не смогла бы долго удерживать риву. Стоит замешкаться и Балахон перехватит контроль.

Я отступила и втянула риву на кухню через решетку на окне.

Смотри сюда, сукин сын.

Повинуясь моей бессловесной команде, рива ударилась головой о стену.

Удар. Гипсокартон раскрошился и показался кирпич.