Магический лабиринт

— Теперь уж поздно беспокоиться, — сказала Алиса. — Если он и агент, он ничего не станет предпринимать, пока не окажется у истока Реки. Так же, как и мы.

Бартон сорвал банк, имея на руках трех валетов и две десятки Алиса сдала. Нур думал явно о чем-то другом, а не о покере, и все-таки половина выигрышей осталась за ним. Бартон подозревал, что мавр огреб бы еще больше, если бы сосредоточился. Нур по одному виду своих партнеров угадывал, что у них на руках.

— Что ж, насладимся хотя бы прогулкой по Реке, — сказал Фрайгейт.

Бартон наблюдал за ним из-под приспущенных век. Этот Фрайгейт постоянно льстил ему, как и тот — то ли притворно, то ли искренне. При каждом удобном случае Фрайгейт приставал к Бартону с вопросами— они касались в основном тех периодов его жизни, о которых биографы могли только гадать. Обоих Фрайгейтов интересовали также взгляды, верования и нравственные ценности Бартона. Например, его отношение к женщинам, к цветным, его вера в телепатию. Бартон устал объяснять, что далеко не все свои земные верования сохранил в этом мире. Что он слишком много повидал, слишком много испытал и во многом изменился Теперь Бартон счел момент подходящим, чтобы заняться делом двойного Фрайгейта.

— Такие совпадения случайными не бывают — должна быть какая-то причина.

— Я тоже думал об этом, — сказал Фрайгейт. — К счастью, я всегда увлекался фантастикой и сам ее писал. Поэтому воображение у меня гибкое — придется и вам напрячь свое, ибо я уверен: тот Фрайгейт, которого знали вы, — это мой брат Джеймс, скончавшийся в возрасте одного года! Подумайте о всех детях, умерших на Земле. Рассудите: если бы они росли здесь, на планете не хватило бы места. Ведь дети, умершие до пяти лет, составили бы подавляющее большинство всего здешнего населения.

Куда же этики девали их? Да просто воскресили на другой планете — возможно, такой же, как эта, возможно, и нет. Могли понадобиться даже две планеты, чтобы разместить их всех.

Давайте предположим, что так все и было. Впрочем, — поднял палец Фрайгейт, — впрочем, могло быть и так, что детей по какой-то причине еще вообще не воскрешали. Возможно, их воскресят здесь, когда нас не станет. Кто знает?

Во всяком случае, не я. Я могу лишь догадываться. Итак, допустим, что младенцев оживили на другой планете. Не всех сразу — должны ведь быть и взрослые, чтобы заботиться о них… Для такого количества даже Земли не хватило бы. Значит, их воскрешают постепенно, по стольку-то за такой-то срок. Они вырастают и становятся няньками, учителями, приемными родителями для следующей партии. Так оно и идет. Либо все происходит одновременно на нескольких планетах. Но в этом я сомневаюсь. На переустройство планеты должна затрачиваться колоссальная энергия. Разве что они используют планеты, которые нет нужды переустраивать.

— А играть кто будет? — спросил Лондон. — Окружающие скоро заинтересуются, о чем это мы толкуем.

— Я готов открыть, — сказал Микс. С минуту они занимались только игрой. Потом Фрайгейт продолжил:

— Если мое предположение верно, будем рассуждать дальше. Так вот: я был старшим ребенком в семье. Старшим из тех, кто выжил. Передо мной был еще Джеймс — он умер в год, а я родился через шесть месяцев после этого. Допустим, его воскрешают. Он вырастает и становится агентом этиков.

В День Воскрешения его засылают сюда, чтобы следить за Бартоном. Почему? Потому что этикам известно, что Бартон очнулся в той камере, полной плавающих тел, еще до Дня-Воскрешения, в который должен был ожить. Они догадываются, что это произошло не случайно, что кто-то оживил Бартона намеренно. Об этом нам и гадать незачем. Именно так сказали Бартону на Совете двенадцати. Память об этом собирались стереть из его мозга, но Икс воспрепятствовал этому.

В общем, у этиков возникли подозрения. И они приставили к Дику мнимого — вернее, настоящего — Фрайгейта. Мой брат должен был следить за Бартоном и сообщать обо всем подозрительном. Но попал впросак, как и все в долине.

— Беру две, — сказал Бартон. — Очень занимательно, Питер. Гипотеза на первый взгляд безумная, однако может быть верной.

Но если твой брат агент — кто же тогда Монат, этот тау-китянин, арктурианин или откуда он еще взялся? Уж он-то наверняка агент, несколько странно, конечно, но все же…

— Может, он этик? — спросила Алиса.

— Я это и хотел сказать, — сердито сказал Бартон, не любивший, когда его прерывали. — Не думаю, чтобы Монат был этиком, иначе он присутствовал бы на Совете… Или нет, клянусь Аллахом! Будь он там, я узнал бы его, и он бы не смог следовать за мной. Я вообще не пойму, зачем он ко мне привязался. Во всяком случае, присутствие Моната означает, что в этом деле замешаны разные виды… расы… семейства… инопланетяне, одним словом.

— Беру одну, — сказал Фрайгейт. — Я как раз собирался сказать…

— Извини, — перебил Лондон. — Но откуда твой брат столько знает о Бартоне?