Магический круг

Я дарю тебе путеводную золотую нить,
В шар ты ее сверни.
Докатится он до Небесных ворот
Иерусалимской стены.

Если бы мне удалось раскрутить обратно шар моей собственной путеводной нити — осознать, с чего, собственно, началась для менявся эта история, — то я определенно попала бы в отправную точку.

В сущности, я знала, когда вошла в этот лабиринт: той метельной ночью я возвращалась с похорон Сэма и едва не провалилась в снег. Потом, ответив на телефонный звонок, я узнала от моего отца Огастуса, что мое «наследство», возможно, включает нечто совершенно неожиданное для меня, но ужасно ценное: манускрипты Пандоры.

И вдруг, задним числом, мне подумалось, что, возможно, с того самого первого телефонного звонка, постоянно заявляя, что мне хочется узнать правду, я закрывала глаза всякий раз, как эта правда маячила у меня прямо перед глазами. Не зря, видимо, Дакиан Бассаридес подчеркивал, что важно уметь правильно поставить вопрос. И что процесспоиска зачастую бывает важнее результата! Что-то явно связывало воедино два этих, казалось бы, бессвязных замечания, и хотя такие поиски подобны попытке обнаружить недостающий кусочек в куче перепутанных составных частей картинки-загадки, мне придется-таки найти его.

И тогда меня наконец осенило.

Все это время я вытягивала и связывала концы разных нитей, пытаясь выстроить логические цепочки, а мне следовало рассматривать то, что Сэм называл целостной «тантрой», то есть рассматривать весь этот переплетенный сюжет в целом, ведь тантры, индийские священные тексты, связывают судьбу с жизнью и смертью. Сэм говорил, что нечто подобное существует даже в царстве животных: паучиха не сможет слопать паука, если он выберется из ее паутины тем же путем, что вошел, показав, что знает все хитросплетения узора. Что ж, наконец и я поняла, какую часть картинки раньше упорно не замечала. Но это понимание вызвало у меня жутко неприятное ощущение.

Разумеется, все в моей семейке зачастую рассказывали противоречивые истории, но был один человек, чьи истории сами по себе озадачивали множеством уклончивых и загадочных поворотов и внутренних противоречий. И хотя история или происхождение любого из моих родственников, возможно, резко отличались от того, чему я изначально верила, — и, наверное, даже от того, что каждый из них знал о себе, — среди них имелся один человек, о котором я не знала практически ничего определенного. И видимо, вполне справедливо то, что все с самого начала настраивали меня против него — даже, как я теперь поняла с ужасным прозрением, его родная сестра!

Этот человек сидел сейчас рядом со мной в самолете, его густая шевелюра маячила у моего плеча, и я едва видела точеный профиль его лица. Им был мой коллега, кузен и бывший любовник Вольфганг К. Хаузер из австрийского Кремса. Всего неделю назад мне казалось, что Вольфганга послала мне сама судьба и другого такого нет на всем земном шаре, но жесткий и холодный свет реальности заставил меня признать, что во всех его историях одна ложь погоняла другой, что он постоянно лгал мне, начиная с его загадочного прибытия в Айдахо, пока я была в Сан-Франциско на похоронах Сэма.

Кстати о похоронах… Разве сам Сэм не говорил мне — в противовес утверждениям Вольфганга о нанимателях Оливера и Терона Вейна, — что его фальшивые похороны были устроены с благословения высшего эшелона правительства США? И разве Зоя не намекнула мне, что именно Вольфганг нашел ее в Вене, чтобы выкачать информацию, а не наоборот?

Но горчайшей пилюлей было то, что Вольфгангу удалось стащить манускрипты Пандоры из-под самого моего носа, разведя меня с той же вкрадчивой ловкостью, с какой он обычно обольщал меня и завоевывал мое доверие.

Уже в его похожем на Вальхаллу замке хватало намеков на арийскую озабоченность и на воспитание, полученное от матери, которая сама воспитывалась в нацистском духе. Да вдобавок Вольфганг напрямик спросил Зою: «Не хотите же вы сказать, что предки Ариэль были цыганами?» А что еще она могла хотеть сказать?

Проглоченной мной лжи вполне хватило бы, чтобы убить африканского кабана, а я все еще раздумывала, когда же наконец перестану обманывать сама себя.

Теперь, когда я, к сожалению, полностью осознала, что именно Вольфганг Хаузер является недостающим звеном, связывающим воедино всю эту запутанную, искаженную и хаотичную паутину мифов и интриг, я молилась только о том, чтобы мне удалось, подобно пауку, достаточно осторожно удалиться по своим собственным следам и чтобы мы с Сэмом смогли выпутаться из этой паутины живыми.

УРАН