Магический круг

Подтащив уложенные сумки к входной двери, я услышала шум в верхней квартире Оливера. Он грохотал там своими лыжами, и я поднялась к нему прямо в халате и отороченных мехом мокасинах, чтобы посмотреть, не требуется ли ему помощь.

— Ты, небось, так с утра ничего и не ела, — первым делом заметил Оливер.

И был совершенно прав: о еде я и думать забыла.

— Я собирался приготовить на ужин для себя и для маленького аргонавта паштет из копченой форели на ржаных тостах с укропом, чтобы хоть как-то заглушить тоску-печаль, вызванную твоим скорым отъездом. Подозреваю, что с завтрашнего дня нам придется питаться исключительно по-холостяцки. Но может, ты не откажешься отужинать с нами напоследок?

— С удовольствием, — ответила я, преодолевая желание рухнуть и уснуть, поскольку вдруг осознала, что, возможно, завтра утром не успею даже перекусить, а во время дневного перелета мне вряд ли перепадет что-нибудь сытнее арахиса. — Хочешь, я сварганю нам горячий пунш на запивку? — предложила я.

Мне хотелось загладить вину перед Оливером за такое окончание нашего уикенда, хотя вскоре я узнала, что это было вовсе не обязательно.

— Bien sur[40], — усмехнувшись, сказал Оливер, устанавливая лыжи на стеллаж в прихожей и вешая палки на крючки. — Тебе, моя дорогая соседушка, прощается часть моего гнева, потому что ты познакомила меня с такой изысканной и щедро одаренной Бэмбитой. По-моему, я влюбился… пусть даже она совершенно не похожа на тех ковбойских девиц, к которым я всегда испытывал слабость.

— Но ведь они с дядей Лафкадио выглядят как сладкая парочка, — заметила я. — Да и живут оба в Вене. Не далековато бегать целоваться?

— Все в порядке, — сказал Оливер. — Лыжная жизнь твоего дяди уже закончилась, даже если скрипичная еще продолжается. Я готов вечно, как раб, шастать за такой женщиной по склонам, хотя бы просто ради лицезрения того, как она wedeln[41] хвостиком, понимаешь? И раз уж ты так подружилась с ее братом, то, возможно, она вскоре опять заедет навестить нас.

Спустившись к себе, я подогрела красного бургундского вина и сдобрила его специями для Gliihwein из моих нескончаемых запасов, решив быстренько сочинить легкую версию ароматного горячего напитка. Но пока я следила за нагревом, мне пришла в голову одна вещь, о которой я едва не забыла.

По большой и холодной гостиной я прошла к книжным полкам и пролистала потрепанный тяжелый том Британской Энциклопедии на букву X, найдя в результате нужные мне сведения. Я с удивлением обнаружила там реального человека по имени Каспар Хаузер. Его история показалась мне более чем странной:

«Хаузер, Каспар— юноша, чья жизнь примечательна вследствие связанных с ней таинственных и необъяснимых событий. Он появился на улицах Нюрнберга 26 мая 1828 года, одетый в крестьянскую одежду, беспомощный и плохо понимающий, что с ним происходит. При нем обнаружили два письма: одно от бедного рабочего, утверждавшего, что этого мальчика передали ему на попечение в октябре 1812 года и что согласно договору он научил мальчика читать, писать и приобщил к христианской религии, но до времени означенного конца опеки его содержали в строгой изоляции; (в другом письме) его мать заявляла, что ее сын, названный Каспаром, родился 30 апреля 1812 года и что его покойный отец служил кавалерийским офицером в Шестом нюрнбергском полку. (Юноша) с отвращением относился к любой пище, кроме хлеба и воды, с диким видом смотрел на окружающую действительность и именовал себя Каспаром Хаузером».

Далее в статье говорилось, что этот Каспар Хаузер привлек внимание международного научного общества, когда выяснилось, что его вырастили в клетке и что невозможно найти ни его родственников, ни опекавшего его рабочего. В то время в Германии возник огромный научный интерес к таким своеобразным «детям природы», воспитанным дикими животными, а также к таким понятиям, как «сомнамбулизм, животный магнетизм и тому подобные сверхъестественные и таинственные явления». Хаузера приютили в доме местного учителя, однако: