Магический код

С тех пор мы не расставались. Я стала жить у него — по утрам он приносил мне кофе в постель, потом нес меня на руках в ванную, купал, как ребенка. Готовил на кухне завтрак — смешной, в спортивном трико и в фартуке, с гривой взъерошенных волос, с выражением полнейшей сосредоточенности на лице, он смешивал в миске творог и яйца и жарил для меня сырники, потому что больше всего на свете я любила сырники… Он уходил на работу — я провожала его, закрывала за ним дверь, долго слушала затихающий шум его шагов по лестнице, долго стояла у окна и махала вслед. Он скрывался за поворотом — вскоре я уже мчалась к телефону, снимала лихорадочно трубку, чтобы услышать: «Я люблю тебя, Кошка… Я ужасно соскучился, знаешь…» Он называл меня Кошкой. Он звонил мне с работы каждый час и каждый час говорил одно и то же. Я ждала каждого его звонка, а в промежутках между звонками боялась старости и смерти — всего того, что может разлучить нас. Я готовила для него ужин, листая страницы кулинарных книг и строго соблюдая рецептуру. Если рецептура была дана в граммах, я взвешивала продукты на электронных весах. Если нужно было взвесить яйца, сперва я взвешивала пустой стакан, потом разбивала в стакан яйца… Я была безмерно счастлива и ни разу не приготовила ничего нормального, потому что его звонки заставляли меня забывать о том, что на плите у меня что-то варится или жарится. Я мчалась к телефону, чтобы услышать его, а потом долго сидела, накручивая на палец телефонный шнур, и умирала от счастья, и снова боялась старости и смерти… До тех пор, пока с кухни не начинал валить дым, он-то и заставлял меня спуститься с небес на землю. Я ужасно расстраивалась, со слезами на глазах терла порошком испорченную кастрюлю, потом начинала смеяться — просто так, от счастья, и снова бежала к телефону… Вечером он приходил домой, сгребал меня в охапку и осыпал поцелуями. Я уже не думала об ужине — через пару часов, обессилевшие от любви, мы плелись в какой-нибудь расположенный неподалеку ресторан, выпивали по бокалу вина, съедали по две порции какого-нибудь мясного блюда. Все это — с до неприличия здоровым аппетитом и со смехом влюбленных идиотов…

Я думала, так будет всегда. Любить его было для меня так же естественно, как дышать, хотеть его — так же естественно, как испытывать жажду… Я жила словно в пустыне, я постоянно испытывала эту жажду. Мы занимались любовью везде и всегда. Дома, в его машине, в лифте, в лесу, на свежей весенней траве, возле воды, на пляже… Однажды даже на крыше… Да-да, на крыше девятиэтажного дома, в тот вечер у моей подруги был день рождения, однокомнатная ее квартира была полна гостей, а ванную комнату уже успел кто-то занять раньше нас… И тогда он придумал про крышу. Там было здорово, на крыше, — небо темное, почти беззвездное, вечер теплый и ласковый, и совсем не хотелось оттуда уходить… Когда мы вернулись, все гости уже разошлись но домам, и хозяйка очень удивилась тому, что мы сначала ушли, ни с кем не попрощавшись, а потом вдруг вернулись в первом часу ночи непонятно зачем. По дороге домой мы без конца смеялись, вспоминая выражение ее лица…

Я даже представить себе не могла, что все это однажды кончится. Я была убеждена, что разлучить нас может только смерть, а охладить наши чувства — только старость. Но до старости было еще далеко, хоть я ее и боялась, очень далеко до нее было, поэтому и не приняла я всерьез его отлучки по выходным. Радовалась, что дали ему на работе повышение, что теперь он — начальник отдела, и что с того, что в субботу во второй половине дня мне приходится смотреть в одиночестве черно-белые фильмы. Ускоренный, словно разорванный на куски ритм движений, немота, отсутствие цвета. Бродяги в рваных обносках и стоптанных туфлях, отважные тихони в очках в тонкой оправе, простофили в смешных шляпах и неудачники в белоснежных костюмах и галстуках-бабочках. Они помогали мне ждать его, сокращая невидимое время.

Я не чувствовала, что он больше меня не любит. Хотя нет, вру — не хотела чувствовать. Боялась себе признаться, даже в самых своих сокровенных мыслях, даже во сне…

И даже в тот момент, когда увидела его с ней, — все равно не призналась.

Я увидела его с ней случайно. В ту субботу во всем доме отключили свет. Я собиралась посмотреть «Огни большого города» в очередной, сто восьмидесятый, наверное, раз. Но свет отключили. Поэтому я не смогла смотреть фильм. А ждать его в одиночестве, наедине с часами, с заторможенными стрелками, убийственно медленно ползущими по циферблату, я просто не могла. Я сняла часы со стены и запихала под подушку. Прикрыла их пледом, но они все равно тикали. Время, спрятавшись под подушкой и пледом, словно в отместку стало еще медлительнее. Я достала часы из-под подушки и пледа и со злостью вытащила из корпуса батарейки.

И тогда время остановилось совсем.