Дуарте Барбоса огляделся вокруг. Всюду беспорядочно громоздились горные цепи. Снег лежал на их вершинах и в глубоких, защищенных от солнца расщелинах. Вниз сбегали желто-зеленые долины. Мрачные густые леса одевали горы и спускались к самому морю. То там, то здесь блестела вода извилистых проливов, заливов и бухт. Внизу маленькими игрушками виднелись три корабля. «Сан-Антонио» нигде не было видно. Дуарте начал медленно спускаться вниз.
На другой день Магеллан еще раз спросил мнение товарищей по вопросу о дальнейшем плавании. До нас дошло его письмо на «Викторию». Оно сохранилось в бумагах астронома Андреса Сан-Мартина и было захвачено португальцами. Судя по всему, подобное письмо было послано и на «Консепсион», а на «Тринидаде», где плыл сам Магеллан, было оглашено. Это один из очень немногих, дошедших до нас документов, подписанных великим мореплавателем.
Командир писал:
«Я, Фернандо Магеллан, кавалер ордена Сант-Яго и капитан-командир этого флота, который его величество послал для открытия островов пряностей, и прочая.
Довожу до вашего сведения — Дуарте Барбоса, капитан корабля „Виктория“, кормчие, шкиперы и боцманы этого корабля: я узнал, что вас тревожит мое решение идти вперед, ибо вам кажется, что погода слишком мало благоприятствует путешествию, которое мы совершаем. Я никогда не отвергал мнения и совета кого бы то ни было. Больше того — все мои поступки обсуждались и сообщались повсеместно, причем никто не был обижен мною. А после того, что случилось в бухте Сан-Хулиан, а именно — смерть Луиса де Мендоса и Гаспара де Кесада и оставление Хуана де Картагена и Педро-Санчеса де ла Рейна, священника, — вы из страха уклоняетесь от того, чтобы говорить мне и советовать мне то, что может казаться вам идущим на пользу его величеству и способствовать благополучию этого флота, и вы ничего не говорите и не советуете мне. Этим вы совершаете упущение в службе императору и королю, нашему повелителю, нарушаете данную вами присягу и клятву повиноваться мне.
Поэтому я приказываю вам именем сказанного выше повелителя, а со своей стороны прошу и поручаю вам в отношении всего, что вам кажется полезным для нашего путешествия как в части продвижения вперед, так и в части возвращения обратно, написать ваши соображения письменно, каждый для себя отдельно. Сообщите ваши размышления насчет того, почему мы должны плыть вперед или возвращаться обратно, не обращая внимания ни на что, могущее помешать вам сказать правду.
Получив эти соображения и мнения, я сообщу вам свои и уведомлю, почему я пришел к решению о том, что дальше делать.
Дано в проливе Всех Святых [61], против реки, что на островке, в среду, двадцать первого ноября, под пятьдесят пятым градусом, одна тысяча пятьсот двадцатый год».
Моряки сообщили командиру свои соображения.
Так, Андрес Сан-Мартин выражал сомнение, чтобы из этого канала был выход, через который можно попасть к Молуккским островам. Все же он считал, что до середины января, пока стоит лето и дни длинные, надо идти дальше.
Очевидно, другие моряки разделяли точку зрения астронома, потому что Магеллан приказал эскадре плыть вперед по извилистому проходу. Узкий канал переходил в широкую бухту, окаймленную мощными ледниками и усеянную маленькими айсбергами. Потом снова тянулся опасный извилистый пролив.
Стояли пасмурные дни. Часто шел дождь. Горы были окутаны туманом. Когда завеса тумана прорывалась, с кораблей были видны черные заливы, остроконечные скалы, темно-зеленые массивы лесов, голубые ледники и белоснежные вершины гор.
Почти все время где-нибудь на побережье виднелся дымок. Часто горело сразу по нескольку костров на обоих берегах, и дым стлался над водой. Этими кострами туземцы оповещали друг друга о невиданных чудовищах, плывших по проливу. Поэтому испанцы прозвали эту мрачную страну «Тьерра дель-Фуэго» — «Огненная Земля».
Начиналось лето, и ночи стали короткими. Это очень облегчало морякам работу. Плыть по ночам они не решались, а во многих местах пролив был до того глубок, что якоря не доставали дна и приходилось по ночам лавировать.