В то время в Португалии было много ветеранов — участников индийских плаваний. Почти все успели прожить то, что добыли в Индии, и сидели без денег. Когда был объявлен «крестовый поход», большинство индийских ветеранов записалось в марокканскую армию. В числе их был и Фернандо Магеллан.
Португальская армия обрушилась на Азамор и легко захватила город. Но мавры развернули партизанскую войну, очень изнурявшую португальские войска.
Марокканская кампания оказалась для Магеллана цепью неудач. Вскоре по приезде в Африку он принял участие в одной из схваток с маврами. Враги окружили его. Под ним была убита лошадь, а сам он с трудом пробился к своим.
Потеря коня была для неимущего воина серьезным ударом. По примеру других кабальеро Магеллан обратился к властям с просьбой об оплате стоимости коня, убитого во время боя. Он просил выдать тринадцать тысяч реалов. Но скаредные чиновники португальского главнокомандующего предложили Магеллану удовлетвориться тремя тысячами семьюстами реалов. Опять пришлось писать влиятельным лицам, жаловаться и ждать. В это время португальцы предприняли неудачный поход в глубь страны. При отступлении Магеллан был ранен в ногу. Удар копья пришелся по сухожилию, и Магеллан на всю жизнь остался хромым.
Потянулись томительные дни марокканской службы: караулы под безжалостным африканским солнцем, переходы по безводным, сожженным солнцем нагорьям, тревожные душные ночи, когда часовые тщетно вглядываются во тьму и напряженно прислушиваются к шумам ночи, бесчисленные схватки со смелым и ловким врагом. В это тяжелое время Фернандо все неотступнее одолевали мысли о дальнем плавании на запад — туда, где ждут его неведомые земли.
Новая беда подкараулила Фернандо. Во время одной из схваток португальцы отбили много скота. Заведывать захваченным скотом поручили Магеллану и еще одному португальцу. Однажды ночью мавры похитили часть скота. Тогда португальские власти обвинили Магеллана и его товарища в том, что они, якобы по предварительному сговору с маврами, дали тем возможность угнать четыреста коз. Такое обвинение было равносильно обвинению в государственной измене.
К тому времени командующий португальскими войсками Менезеш, хорошо знавший Магеллана, умер, и моряку пришлось иметь дело с враждебно настроенными военачальниками.
Магеллан пытался опровергнуть обвинение, но власти португальского лагеря стали распространять о нем порочащие его слухи. Говорили, что он прикидывается хромым, чтобы получить пенсию.
Тогда Магеллан отправился в Лиссабон, чтобы искать у короля справедливости. Но король Маноэль получил из Марокко доклад, рисующий поведение Магеллана в самом черном свете. Кроме того, командующий португальскими войсками писал своему повелителю, что Магеллан покинул Марокко без разрешения начальства.
Когда моряк явился к Маноэлю, король отказался его выслушать и приказал немедленно вернуться в Марокко, чтобы опровергнуть на месте обвинение.
Магеллан подчинился. Но португальские власти в Марокко отказывались начать расследование его дела из-за явной необоснованности, а признать невиновность Магеллана португальские военачальники также не хотели. Дело так ничем и не кончилось. Когда Магеллан во второй раз уехал из Марокко, власти не чинили ему препятствий, но позорное обвинение продолжало тяготеть над ним.
Проект Магеллана
«Вся речь твоя должна привести к заключению, что земля — звезда, почти подобная луне…»
Итак, он опять в Португалии. Лиссабон сильно изменился — город быстро богател на прибыльной заморской торговле. На реке теснились иноземные и португальские корабли, за море уходили армады.
На набережной слышалась чужая речь, всюду шла стройка: разбогатевшие на грабежах и торговле в колониях сеньоры и купцы возводили дворцы, склады и конторы. Даже «божьи люди» — монахи — урвали свою долю добычи. На принудительные отчисления от прибылей, на десятину, на проценты от данных в рост денег строили они новые монастыри, церкви и капеллы.
Но безработный ветеран индийской и марокканской службы, Фернандо Магеллан, чувствовал себя чужим в городе, где он вырос. Денег по-прежнему не было. Он томился от вынужденного безделья, а впереди не видно было просвета. Часто бродил он у пристаней и подолгу смотрел на суету, царившую на кораблях и на набережной. Магеллан завидовал морякам.