Магам можно все

«Магическая этика — система норм нравственного поведения магов, их обязанностей по отношению к магическому сообществу и друг к другу. Наивысшим критерием магической этики является отношение мага к собственному магическому достоинству. Всякое деяние либо намерение, унижающее мага в собственных глазах, является неэтичным…

Принуждение мага любой степени к какому-либо действию является неэтичным.

Просьба о помощи, обращенная одним магом к другому магу и не подкрепленная сделкой (то есть просьба о бескорыстном деянии в пользу просящего) является неэтичной».

* * *

Надо бы половину денег потребовать назад, думал я устало. А если бы здесь была пропасть?

Мое правое плечо все еще очень болело.

Я сидел на толстом слое коричневатого-зеленого мха. Меня знобило — но не от холода; место оказалось очень нездоровое. Как будто много лет назад здесь рылся исполинский крот, копал, испытывая к своей работе величайшее отвращение, а потом околел, проклиная все на свете, и гниющий труп его год за годом наполнял воздух миазмами…

Не так давно я был уверен, что в окрестностях Мраморных Пещер обязательно найдутся какие-то поселения, какие-то местные жители; уверенность сперва превратилась в надежду, а потом и вовсе истаяла. Ни птиц, ни зверей, ни даже сверчков не было ни видно, ни слышно. Редкие деревья с кривыми раскоряченными ветвями походили на застывшие в ужасе изваяния; низкий слой неопрятных облаков не оставлял никакого шанса увидеть солнце. Полчаса назад — полчаса настоящего времени! — я еще сидел в просторном коршуновском подвале. А три часа назад издевался над хозяином гостиницы, который, может статься, за всю свою долгую жизнь никого не обманул и не обсчитал — даже на медяшку…

Скрипнув зубами, я встал. Ушибы и ссадины болели и ныли, однако я, в принципе, готов был идти — если б знал, куда.

Покряхтев, я уселся снова. Соорудил побегайку — глаза на двух ниточках и мосластые длинные ноги. Слабым пинком ноги придал шпиону ускорение — вперед, и по кругу, и опять вперед…

Потом лег на спину, закрыл глаза и стал смотреть.

Побегайка несся, подпрыгивая, и оттого изображение прыгало тоже. Ни следов человеческого жилья, ни детали пейзажа, за которую можно было бы зацепиться глазом; вокруг простирались владения все того же издохшего крота — ямы, рытвины, мох, камни, редкие деревья, которым, казалось, дай рот — будут вопить от ужаса. Я велел моему соглядатаю взять правее и обойти меня по широкому кругу; шпион послушался, резко свернул — и вдруг пропал.

Я сел. Меня будто ударили по глазам; в том, что побегайка погиб насильственной смертью, сомневаться не приходилось.

Я расчехлил Кару. Трудность состояла в том, что для производства нового побегайки мне нужны были обе руки, а глиняный болван, дающий чувство относительной безопасности, манипуляциям очень мешал.

Новый шпион был меньше, защитно окрашен — под цвет мха — и вместо двух голенастых ног имел шесть, зато коротких. Я направил его прямиком на место гибели его предшественника.

На этот раз глазами шпиона мне удалось рассмотреть черное отверстие в земле, небольшое, прикрытое длинными прядями травы; того, кто погубил второго побегайку вслед за первым, увидеть снова не удалось.

Третьего шпиона я делать не стал. Поднялся, закинул за плечи дорожную сумку (угол стальной клетки больно вдавился в спину), левой рукой поудобнее перехватил глиняный муляж — и направился погибшим побегайкам во след.

Ветки искривленных деревьев зашелестели значительно и зловеще, и это было тем более забавно, что ни ветерка, ни дуновения в природе не наблюдалось. Откуда ни возьмись обнаружился туман, выплыл и стал сгущаться с неестественной быстротой. Кем бы ни был обитатель этого кротовьего царства — а я надеялся, что это все же Ондра Голый Шпиль — но встреча с ним близилась.

Не успел я пройти и двадцати шагов, как навстречу мне из тумана вышел убийца.

Внешне он похож был на детский мяч, зависший над землей на уровне моих глаз. Сквозь плотную зеленоватую кожицу просвечивало заклинание-палач; у меня перехватило дыхание. Никогда еще мне не приходилось сталкиваться с таким недвусмысленным, простым и жестким желанием убивать. До сих пор даже самые злейшие мои враги не опускались до такого…

Сдерживая дрожь, я поднял руку с глиняным болваном. Будто демонстрируя его зеленому шару — хотя заклинание ничего не могло видеть и ни на что не желало смотреть.

Оно был простым, как топор. И таким же беспощадным.

Вспышка! Я не удержался на ногах и сел.