- Вы такой самоотверженный, мой лорд, – с восторгом сказала ему Фрея. В этих словах не было ни лести ни фальши. Девушка верила, что Киргот хотел спасти город по доброй воле. А тем временем герой надрезал себе палец и сцедил немного крови. Именно это было основным компонентом его лекарства. Кровь, заполненная его маной и антителами. Теперь оставалось лишь смешать всё, а затем разлить по флаконам, предварительно разбавив основное действующее вещество. Так было нужно для того, чтобы создать больше порций. Благодаря магии исцеления, герой мог одним миллилитром напитать литр обычной воды. Так или иначе, без познаний в алхимии, магии исцеления и нефритового глаза все ингредиенты так бы и остались бесполезными, как их не мешай.
В конце концов, Киргот создал тридцать порций, дополнительно окрасив их в синий и зачаровав на зелёное свечение, которое окутывало человека после употребления. Так, для эффектности, ведь она была очень важна для дорогого товара. Все эти зелья пошли в колбы его собственного изготовления. Дополнительно из коробки с пустыми бутылками получились 2 изысканных сундучка. Металлические их части пришлось добывать из кочерги. Когда целитель проходил с ней мимо Фреи к алхимическому столу, то краем глаза заметил, с какой опаской она смотрела на этот инструмент. В следующий миг, однако, железный миг прут под действием магии превратился в петельки и окантовку для сундуков. Целителя порча чужого имущества не волновала, всё равно на те деньги, что герои отдали за комнаты можно было купить ещё десять таких. Что же до Фреи, то Киргот не собирался как-либо вредить своей новой служанке. По крайней мере, собственными руками. Сундучки так понравились герою, что тот задумался о том, чтобы как-нибудь смастерить подобный без применения всесильной магии. Наконец, когда зелья оказались разложены по своим местам, настало время снять с себя одежду и возлечь рядом с Фреей, а спустя примерно полчаса приятного времяпрепровождения – уснуть…
Глава 14 – Боль и счастье
Киргот спал в обнимку с Фреей, но женское тепло не могло избавить его от дрожи. Он снова был там, среди этой своры отвратительных мерзавцев, что не имели никакого права называть себя людьми. Он с трудом перебирал ногами, двигаясь, как кукла в руках кукловода-недоучки. Кир, так ранее звали юношу, не мог ни соображать, ни сопротивляться. Разум его был разбит, а от рассудка остались лишь осколки. Однако, даже среди этих осколков оставалось пламя. Нет, маленькая искорка, упрямо не желавшая тухнуть. Она желала им смерти, желала свободы. Эта частичка человеческой души так и не утонула в наркотическом тумане. С каждым днём в аду она разгоралась всё сильнее и сильнее, пока наконец-то не обратилась ярким пламенем, что испепелило оковы дурмана. Тело героя взбунтовалось против своей зависимости, и вот, Кир обрёл стойкость к ядам. И первым, что он сказал было:
- Я… кто я?
Но недолгим было забвение юноши, в следующий миг болезненное осознание ударило в его голову. Он начал вспоминать, как его заставляли исцелять людей, как подсадили на наркотики, как он начал бесконечно брести за тремя героями, как начались его унижения, как он смотрел в глаза смерти из раза в раз. Но самое главное, он начал вспоминать те вещи, которые никогда с ним не случались. Обрывки чужих воспоминаний заполонили его разум. Какие-то были длиннее, какие-то в виде коротких образов, какие-то и вовсе в форме обширных энциклопедических знаний. Никто не мог совладать с тем, через что Кир прошёл. Ни крестьянин, ни воин, ни герой. Юный целитель готов был сломаться в тот же миг, настолько непосильной была взвалившаяся на него ноша. Однако, среди многообразия воспоминаний было ещё кое-что: опыт. Сражения тысячи битв от лица самых разных воителей. Он чувствовал их боль, их страх, их решимость и их отчаяние, когда их, окровавленных и искалеченных, выносили с поля брани. Герой не мог не пролить слёзы. От осознания своей судьбы, от боли сотен им излечённых, от осознания того, что всё было потеряно. Он хотел закричать во всё горло, чтобы весь мир сбежался на этот акт невообразимой несправедливости. Но он не мог, сломленному герою только и оставалось, что лить слёзы в грязный потёртый рукав. Последнее, что он хотел – это дать идущей перед ним швали узнать, что он прозрел. В его голове возник один способ, как можно сбежать от всего этого. Достаточно было лишь высунуть язык и сжать челюсть, захлебнуться собственной кровью.