Я от такой наглости даже оторопел. Это надо же так всё с ног на голову перевернуть! И говорит то как… Убедительно! В голосе и нотки возмущения на хамоватого недошлёпка проскользнули; и оттенок сожаления присутствовал — вон она какая молодёжь то пошла; и легкий укор чувствовался — мол, ну разве так можно? Мы к тебе по–людски, а ты? Ну, я-то ладно. Гонда, обычно за словом в карман не лазивший, похоже, тоже на мгновение опешил, не найдя сразу, что на такую наглость ответить. Нет, умён староста! Такого голыми руками и не ухватишь! Я, грешным делом, Калистрата за большого хитреца посчитал, но перед этим он, пожалуй, жидковат будет!
Никодим, с видимым удовольствием, полюбовавшись на наши ошеломлённые физиономии, продолжил, вкладывая в голос всю нерастраченную к ближним своим любовь: — Да вы не переживайте так–то! Вижу по лицам вашим, вижу! Самым уже за вчерашнее стыдно! Народ у нас не злопамятный! Простили уже давно! Уже со смехом вспоминают! Как безделицу, как случай забавный! Я и господине десятнику уже всё как было обсказал. Он тоже посмеялся!
И стоит гад, головой так укоризненно качает. Испоганил игру старосты, дед Пахом.
— Эк завернул! — с восхищением покачав головой, прошамкал он. — Я тебя Никодимка с малолетства помню. Когда ты без штанов, в одной рубахе, по деревне бегал. И сколько помню, ты всегда таким хитрованом был. Ещё когда мёд у бабки Степаниды весь в одну харю умял, а потом на другана своего Миколку свалил!
Никодим зло зыркнул на старика, хотел ответить что–то резкое, передумал и, повернувшись к нам, уже другим тоном процедил: — Так что, если жаловаться пришли, то пустое это! Обратно топайте! Нечего господине десятнику докучать!
Староста сплюнув, отвернулся и заорал на одного из вертевшихся поблизости пацанов: — Гришка, а ты что тут околачиваешься?! Скотину поить пора!
Парнишка шустро ломанулся в ближайший переулок. Никодим, поглаживая бороду, проводил его задумчивым взглядом и, больше не сказав нам ни слова, скрылся в избе.
— Так что ты узнать то хотел, внучок? — прошамкал дед, вопросительно посмотрев на Гонду.
— Да узнал уже всё, — очнулся от ступора Гонда. — Ну и шустёр! — озадаченно покачал он головой. — Я-то думал, что он затаится, за вчерашнее опасаясь, а он ещё вперёд нас жаловаться побежал! Доказывай теперь!
— Ничего у него не выйдет, — попытался успокоить я своего друга. — Если что, Лузга с Марком подтвердят.
— Оно и так ясно, что не выйдет, — растерянно почесал голову Гонда. — Понять бы, зачем он всё это вообще затеял?
В дверь вывалился Русин, похоже, ставший ещё пьянее, насколько это, конечно, было возможно.
— Иди, давай, — уставился он на Гонду. — Невронд кличет, — и повернувшись ко мне. — А ты тут жди. Десятник по одному опрашивать будет, чтоб сговору, значитса, не было!
Гонда досадливо поморщился и, кинув на меня быстрый взгляд, строго предупредил:
— Отсюда не уходи никуда, даже если сам Лишний позовёт. Понял?
— Можешь даже не сомневаться, — хмыкнул я в ответ. — Я на своих ошибках учиться умею!
— Ну, смотри, — Гонда прислушался к пьяному гомону. — Долго я там не задержусь.
И вошёл, вслед на меченым, в дом.
Я огляделся по сторонам, не заметил ничего подозрительного и, прислонившись к стене, сложил руки на груди, с твёрдым намерением не сделать отсюда и шага.
— Серьёзный у тебя друг. Строгий, — Пахому явно хотелось поговорить.
— Зато надёжный, — пробурчал я. — Если бы не он, я так бы и остался в вашей деревне. Скорей бы из неё убраться.
— Так завтра и уедите, — обрадовал меня дед. — Мужики сегодня за ворота выходили. Добришко, что вчера в волколаков из луков метали, подобрать. Так прошлись по следам. В лес обратно стая то ушла. Их же много. Сидя возле деревни не прокормиться. А вам в другую сторону дорога.
— Это хорошо, — обрадовался я. — Скорей бы в город попасть.
— Это да, — согласился Пахом. — Оно, конечно, — и, вдруг, подскочив, уставился в сторону переулочка, в котором скрылся недавно пацанёнок. — Смотри. Что это там?!
— Где? — машинально развернулся я в ту сторону.
Вдруг в глазах на мгновение померкло. Меня замутило и даже слегка качнуло в сторону. Ощущение было такое, как будто я только что долго крутился вокруг своей оси, а затем, резко остановился. Накатило и, почти тут же, отпустило. Я мотнул головой в недоумении. Голову напекло, что ли? Да вроде не должно. Солнышко, конечно, припекает, но не сильно. Ласково так. Не лето же. Я проморгался, ещё раз, бросил беглый взгляд в сторону улочки, где что–то оживлённо обсуждали трое мужиков и краем глаза уловил какой–то блик у дома напротив. Хотел, уже было уточнить у старикашки, что это он там такого странного увидел, как вдруг замер на месте, выпучив глаза. Откуда бликануло? Не от этой же мутной слюды, что здесь в окнах стоит. Стекла то здесь и в помине нет. Вспыхнувшая догадка заставила сердце пропустить пару ударов.
Кинокамера это была! Прокололись сволочи! А ведь я уже практически поверил!