Маг поневоле

Незнакомец был странный. Гонда таких сроду не видел. И дело было даже не в том, что из своей одежды на нём были лишь замызганные порты, да диковинные кожаные сандалии, надетые на босу ногу. В своём доме чай и гостей, судя по всему, не ждал. Хочется ему полуголым ходить — кто запретить может? Поражало лицо. Хозяин, судя по наметившимся на лбу морщинам, был не молод, а лицо гладко выбрито. Не бороды тебе, ни усов, словно у сопляка малолетнего! И на голове волос мало. Стрижены коротко, неровно, словно коза блудливая общипала. Смех, да и только! Вот только смеяться над ним, пожалуй, и Бакай бы не рискнул! Очень уж взгляд у него был нехороший. До костей пробирал!

— Ну что встал столбом? Ты об меня глаза сейчас протрёшь! — хозяин, особо не церемонясь, подтолкнул Гонду к видневшейся в полумраке двери. — Ступай в хату, гость незваный. Чего в сенях у порога торчать!

— Засов бы накинуть хозяин, — немного отдышавшись, смог, выдавить из себя юноша. — Там эти. Ну…

— Да нет там уже никого! — не дослушав, отмахнулся мужик. — Да и засова тоже нет. Мой домишко тут все стороной обходят, — со вздохом пожаловался он Гонде. — Уж я кличу, бывало, кличу, а всё попусту! Убегают без оглядки, хвосты поджавши! А тут ты! Видать вспомнил обо мне Многоликий!

Входить в дом Гонде решительно расхотелось. Изнутри поднималась странная уверенность в неправильности происходящего. Сердце сжалось в тревожном предчувствии. Вот только деваться было некуда. Дорогу к выходу перекрывал хозяин, а в узкое оконце в сенях разве что руку просунуть можно. А за пазухой даже ножа (чтоб Абашеву за кромкой с Лишним повстречаться!) нет. Нехотя, словно невольник в каменоломню, Гонда открыл дверь.

В жилище отшельника оказалось неожиданно уютно. Напротив, мягко обволакивая вошедшего теплом, весело потрескивала дровами печка. В горниле, распространяя по комнате дурманящий запах, задорно булькал чугунок. Слева возле окна, добротный дубовый стол и два табурета, вместо привычной лавки. Рядом кованый сундук. Справа непривычные для крестьянского дома полки с книгами и свитками и громоздкий, явно иноземный шкаф с толстыми резными дверцами покрытыми тёмным лаком. На крашеном дощатом полу, разукрашенные узорами шерстяные половички. Под высоким так же крашеным потолком, завис, ярко сияя, светоч.

— Ну что опять встал? Проходи, — подтолкнул Гонду в спину вошедший следом хозяин. — Седай за стол. Снедать будем.

Гонда, покосившись на пол, снял грязную обувку. Ноги сразу утонули в чём–то донельзя тёплом и мягком, прошёл к столу, сел возле окна, поставив рядом предусмотрительно захваченные сапоги.

Хозяин, между тем, быстро закрутился по хате, сбирая на стол. Выставил глиняные кружки, выйдя в сени, принёс две миски с огурцами и куриными яйцами, бухнул на скатерть полгорбушки ржаного хлеба, вновь вышел в сени, вернувшись с запечатанной баклажкой и, наконец, вооружившись ухватом, поставил на стол булькающий котелок.

Гонда сглотнул, почувствовав, как в тугой узел сплетаются кишки, решившие напомнить о себе.

Мужик, присев напротив, одним движением ловко наполнил обе кружки до краёв, при этом не расплескав не капли и тут же опрокинул одну себе в рот, удовлетворённо крякнув.

— Чего вылупился? — взглянул недовольно на Гонду. — Пей, давай, да опосля погуторим.

— Благодарствую, хозяин, — Гонда с сомнением покосившись на кружку, сделал вид, что пригубил и, поперхнувшись, поспешно потянулся к яйцу, начав его сосредоточенно очищать. — Прости, что по имени не величаю, дядечка. Меня Гондой кличут.

— Ишь ты, ловкий какой, — хмыкнул тот в ответ, вновь наполняя свою кружку. — Пить со мной брезгует, хлеба тож не преломил, а имя ему скажи. Неужто за городом все теперь такие невежи?

— Прости хозяин. Обиды нанести не хотел, — Гонда ничуть не смутился от того, что его хитрость раскрыли. Пить со странным знакомцем он всё равно не собирался. Да и с едой тоже решил поостеречься, не смотря на голод. Не то место, не тот хозяин. Тут бы самому целым убраться по добру. — Не приучен я к вару. Батя покойный в строгости держал.

Хозяин задумчиво пробарабанил пальцами по столу, рассматривая содержимое своей кружки. Гонда подобрался, нащупывая край табурета под собой.

— Не выходит у нас с тобой душевного разговору, — огорчённо вздохнул мужик и внезапно одним взмахом руки смахнул всю снедь со стола. Гонда внутренне сжался, ожидая грохота, но вся посуда, не долетев до пола, растаяла в воздухе. — Ну, чтож. Поговорим напрямую. Ты я вижу человек умный. Что я вокруг да около ходить буду? — хозяин зачем — то протёр ладонью и без того чистый стол и подняв глаза на юношу, строго спросил: — Живым отсюда выйти хочешь?

Гонда молча, кивнул, затаив дыхание.

— Ты на обувку свою не косись, — недобро скривил губы хозяин. — Из моего дома живым ни то, что через окно, через дверь ходу нет. Да что там живым, — решил пожаловаться мужик, — я и сам отсюда выйти не могу. Не веришь? Так попробуй. Мешать не буду.

Хозяин демонстративно не спеша встал и, отойдя к печке, присел на корточки, уставившись на огонь.