— Если ты подслушивала, то мне нет смысла отвечать: ты и так все знаешь, — Тэдиэн жалила, как оса, но у Силимэри давно выработался иммунитет к подобным репликам и вообще к любовницам мужа.
— Это был риторический вопрос, — Силимэри указала на скамейку, — а теперь ближе к делу. Меня совершенно не интересуют твои отношения с моим мужем, так что расслабься. Я не собираюсь выцарапывать тебе глаза и таскать за волосы по брусчатке. Ты, своего рода, тоже жертва, и ничего кроме жалости к тебе я не испытываю.
— Только не надо меня жалеть. У меня все прекрасно, — язвила Тэдиэн.
— Ты хорошо подумала насчет аборта? — Силимэри спросила в первую очередь о ребенке, повременив с вопросами о некой Элеоноре.
— А что тут думать? Завтра я избавлюсь от ребенка. Анк-Морхорке придется раскошелиться, — обе присели.
— А если я дам тебе денег и попрошу родить? — Силимэри положила ладонь ей на колено. — Я бы позаботилась о нем, как о родном. Анк-Морхорке признал бы его. Я бы настояла.
— Он никогда не согласится, — Тэдиэн скривилась и зарыдала, но без слез.
— Насколько я поняла, у тебя есть козырь за рукавом: им можно воспользоваться по-разному, — Силимэри убедительно кивнула головой. — Ты ведь понимаешь, о чем я?
Тэдиэн закусила нижнюю губу и задумалась:
— Я даже не знаю, как лучше поступить. Анк-Морхорке пообещал, что если я завтра сделаю аборт, он купит мне роскошный дом и будет покрывать мои расходы. Но я бы хотела все-таки родить этого ребенка, только я бы не отдала его вам на воспитание — я бы хотела сама его растить. Я бы пела ему колыбельную каждую ночь и любила бы больше всех на свете.
Силимэри вновь почувствовала прилив волнующих чувств. Она вскочила, но тут же остановилась и сложила руки на груди крестом.
— Давай ты подумаешь. Завтра в полдень, если ты все-таки откажешься от аборта, встретимся на рынке возле цветочного киоска. Я помогу тебе всем, чем смогу, и не оставлю твоего ребенка в беде ни при каких обстоятельствах.
— С чего такая забота? — выпалила Тэдиэн.
— Ты разве не знаешь, что у нас с Анк-Морхорке нет детей?
— Да, я слышала краем уха о твоем бесплодии, но я бы не была так уверена, что и у Анк-Морхорке нет детей. Он может себе позволить содержать десяток семей.
— Кто такая Элеонора? — Силимэри намеренно перебила, застав собеседницу врасплох.
Тем временем к мосту подъехал экипаж журналистов. У одного из них был фотоаппарат со встроенной вспышкой, и им охотно снимали все подряд, в том числе навел объектив и в сторону, где разговаривали эльфийки.
— Эти папарацци везде, — Тэдиэн повернулась к ним спиной и выжидающе молчала.
Силимэри укуталась в плащ и скрыла лицо от репортеров, не желая обнаружить свою фотографию в утренних газетах .
— Так ты ответишь на мой вопрос?
— Анк-Морхорке задушил ее и закопал труп в вашем саду под орешником, — ответила Тэдиэн. — А сейчас мне уже пора возвращаться домой, поэтому больше никаких вопросов.
Силимэри широко распахнула глаза, не веря услышанному.
— Постой, — попыталась остановить.
— В полдень у цветочного киоска, — Тэдиэн подмигнула и торопливо ушла.
Спустя пятнадцать минут Силимэри уже стояла на пороге своего дома и стучала в дверь. Никто не открывал. В окнах отражалось темное небо и сад. Ни в одном не горел свет.
Пора бы уже вернуться, — Силимэри пошарила рукой под крыльцом, и под дощечкой нащупала ключ. — Хорошо, хоть додумался оставить.
Силимэри отсутствовала в городе три недели: ответственное задание императора, раз и навсегда покончить с предводителем шайки наемников из прибрежного поселка Ероа, как и предыдущие, прошло успешно. Силимэри не думала ни о заработанном золоте, ни о награде, ни о жалких окровавленных головорезах, умоляющих на коленях не убивать. Силимэри старалась не думать ни о чем, стереть память и мечтала однажды проснуться прежней — веселой и беззаботной фей с чистыми мыслями, душой и руками.
Она вошла в дом. Пахло ванильными пирожными, которые так любил Анк-Морхорке. Луизия — их кухарка, готовила самый вкусный крем из взбитых сливок. Во всей Империи не сыскать более искусного повара-кондитера. Насладившись ароматом, Силимэри нащупала включатель на стене. Один щелчок, и загорелся приглушенный свет. На крыше коттеджа располагались солнечный батареи и генератор энергии.
Силимэри подошла к столику с фотографиями и взяла в руки ту, что стояла на краю. Со снимка смотрел молодой Анк-Морхорке. Он не сильно изменился за девятнадцать лет, только немного набрал в весе, и лицо стало грубее, а так все те же черты: приятный овал лица, волевой подбородок, чувственные и привлекательные губы, прямой нос и большие серые глаза под широкими слегка нахмуренными бровями. На фото его русые волосы отливали жемчугом, но уже несколько весен в жизни они отливали сединой. Пока только на висках, но все-таки это сигнал, что молодость перетекает в следующую фазу, а останется ли душа прежней — загадка. Силимэри судила по себе: она ожесточилась, окаменела душой, не сохранив юность в сердце, и позволила своей душе остывать.