– Ты куда-то торопишься? – спросила Августа, не отрывая взгляда от куска дерева, подозрительно похожего по форме на человеческую руку.
– Да, меня ждут в Рондомионе.
– Это важнее, чем новая рука?
– Не надо ставить вопрос таким образом.
– Я делаю, что могу.
Кусок дерева в ее руках шевельнулся.
– Слушай, ты ведь не собираешься приделать мне ЭТО? Потому что я буду сопротивляться.
Августа отбросила деревяшку в кучу других ей подобных:
– Элвин, я не могу тебе вырастить новую руку. Никто не сможет.
– Но…
– Что «но»?
– В твоих словах звучало «Я не могу, но…».
– Я могу попробовать сделать замену.
Ладно, это не было таким уж сильным ударом. Я не рассчитывал всерьез, что она из ничего извлечет новую конечность.
– Тут можно по-разному, – продолжала сестра. – Взять чужую руку. Но много проблем с совместимостью.
– А проблемы с тем, что ее придется у кого-то отпилить, тебя не смущают?
Она пожала плечами с великолепным равнодушием. Ох уж эти гении, что им подобные мелочи?
– Не то чтобы я был сильно против. Но давай рассмотрим другие варианты. Чужая рука, которую неизвестно куда пихали? Фи!
– Другой вариант – вырастить симбионта. Лучше всего взять за основу насекомое.
– О-о-о-о! – я представил себя с клешней вместо левой кисти. Нет, что-то забавное в этой идее определенно было. Но сеньорита не одобрит. – Спасибо, я все думал, как бы уподобиться жрецам Хаоса. Следущим пунктом идут щупальца, правильно я понимаю? Их тоже можно опустить.
– Так и знала, что ты не согласишься. Остаются растения, – она кивнула на кучу деревяшек. – Я с них и начинала. Люблю работать с флорой. Но есть проблема с подвижностью. Человеческое тело – удивительно сложный механизм. Особенно руки. Все эти сочленения, суставы. Так что подумай насчет симбионта.
Ну как можно не любить женщину, которая способна сказать подобное совершенно всерьез?
Я подобрал отброшенную ею деревяшку. Это был чуть теплый кусок дерева незнакомой породы, из которого торчало пять тонких сучков.
– То есть – ты можешь приживить кусок дерева, который будет послушно выполнять мою волю? Вся проблема в гибкости?
– В сочетании гибкости и твердости. Трудно придать стабильность.
– Августа, есть вообще предел тому, что ты способна сотворить с живым существом?! Я тебя боюсь!
– Почему? – вот теперь она удивилась. – Ты сам можешь сжечь или затопить город. Мне тебя бояться?
– Уже не могу. Разве что найму армию поджигателей. Кстати, я правильно понимаю, что в занятиях магией твои протезы бесполезны?
– Не знаю. Ты уж прости, но мне кажется, твои проблемы с магией – в голове. Это как импотенция.
– Да ничего подобного! Кто когда-либо слышал про подобные проблемы у магов?! Что за бред? Давай, отруби арфисту пальцы, а потом расскажи ему про «творческий кризис». Я виноват, что не могу работать через голос, как Джанис?
Августа спокойно переждала взрыв моего возмущения и спросила:
– Тогда чего ты так злишься?
– Потому, что это – бред, – я немного успокоился, все еще продолжая сжимать в руке злополучную деревяшку.
Какая-то мысль вертелась на краешке сознания и никак не хотела оформиться. Симбионт-инсект, чужая мертвая плоть или полено? Во всем этом было что-то неправильное. Я вынул скелет своей кисти и положил рядом с заготовкой. Да, сравнение было определенно не в пользу топорной деревяшки. Все эти фаланги, пястья, изящный каркас идеально подогнанных друг к другу деталей. Чтобы создать подобное из дерева, требовался резец мастера… Скажем, если вырезать что-то похожее на человеческую руку из дерева и привить этот протез к лозе…
…А еще лучше, если каркас будет выполнен из металла, а живое дерево Августы послужит заменой мышцам.
– Сестренка, как ты смотришь на то, чтобы поработать в команде?
Эпилог
Франческа
Я не знаю, что нужно делать, чтобы быть якорем. Поэтому просто каждый день молюсь о его возвращении.
Я не считаю дни. Стараюсь не впадать в тоску, говорю себе, что все в порядке. Я встречаюсь с друзьями, вышиваю, учусь играть на лютне, занимаюсь своими делами. Я спокойна и весела. Убираю подальше календарь, чтобы не заглядывать в него каждые полчаса.
Проходит неделя. Другая. Оговоренный месяц. Я каждый вечер приказываю готовить праздничный ужин, чтобы позже отправить его в урну, не притронувшись.
Элвин обещал, значит – вернется. Я верю. Верю и жду.
Он появляется ближе к вечеру на исходе второго месяца. Входит в дом, и я срываюсь, бегу ему навстречу. Он подхватывает меня на руки и кружит, целует. Крепко держит обеими руками. У него измученный, но счастливый вид.
– Получилось? – выдыхаю я и смеюсь, как в детстве.
– Не совсем. Показать?
– Конечно!
Снимает камзол, перчатку, закатывает рукав рубахи.
– О боги! – с благоговением и ужасом шепчу я, проводя рукой по его плечу и спускаясь ниже. Туда, где из живой плоти растет черная древесная лоза. Обвивает мышцы, переходит в бронзовое сплетение трубок, шарниров и шестеренок. – Это, наверное, было больно?
– Ничуть, – отмахивается он, и по глазам вижу – врет. – Ну, что скажете, сеньорита? Лучше, чем крюк, не правда ли?