Боль. Боль такая, что невозможно, немыслимо представить. Она раскаленными пульсирующими обручами сжимала предплечье, поднималась вверх, к плечу, и отдавалась во всем теле. Каждый вдох был пыткой. Леди Боль кричала, что я жив, а я мечтал о смерти.
Ничего не осталось, кроме боли, и это было почти благословением. Она подчиняла себе целиком. Не давала думать.
Я кричал. Потом крик сорвался на хрип. Боль сидела рядом и держала за руку. За то, что когда-то было моей рукой. Над головой что-то бубнил о своей мести Марко.
Скрип двери нарушил свидание с жестокой леди.
– Элвин? Я слышала крики. О БОГИ…
«Уходи! Беги!» – хотел я сказать ей. Горло выдавило лишь хриплый шепот.
– Сеньорита Рино. – Я зря боялся за Франческу. В голосе Марко звучало благоговение. – Я пришел подарить вам свободу.
– Кто… кто вы?
– Вы не помните меня, сеньорита? Я – брат Лоренцо. Марко.
– Марко? – ее голос дрожал. – Что ты делаешь?
Она подошла ближе. Я подумал – хорошо, если последнее, что я увижу в жизни, будет ее лицо.
– Вы все так же прекрасны, сеньорита. Совсем не изменились, – торопливо нес этот осел.
– Что ты делаешь?
Глаза застилали слезы боли. Я отчаянно моргал, но все, что видел, – подол платья и атласную туфельку в луже крови.
– Скоро монстр будет мертв, обещаю. А сейчас… вам лучше выйти. Это зрелище не для леди.
Звякнул металл.
– Зачем это? Похоже на инструменты врача.
– Я остановлю кровь, потом увезу его. Мы хотим изучить таких, как он. Разобраться, как контролировать их, заставить служить людям. Обещаю, он заплатит за все свои преступления и умрет в муках. А потом я вернусь, чтобы снять с вас эту мерзость.
– Подожди, дай взглянуть, – теперь голос Франчески был тих и задумчив. – Поверить не могу, что он – побежден. Мне казалось, это невозможно.
Она опустилась на колени, и я смог увидеть ее. Это был лучший прощальный подарок от жизни, какой я мог просить.
Пальцы девушки сомкнулась на рукояти меча.
– Знаете, я всегда восхищался вами. Ну конечно не знаете, я же не говорил. Помните, как я приходил к Лоренцо? Вы тогда отдали мне цветок, который носили в волосах. Я потом засушил его и хранил…
– Помню. Прости, Марко.
Он рухнул рядом. Лезвие вошло в горло. На лице застыло выражение безграничного удивления.
Франческа склонилась надо мной.
– Элвин! Не смей, слышишь, ты, не смей умирать!
Треск ткани. Боль оживилась, вгрызаясь в культю стальными зубами.
Франческа выкрикивала мне в лицо еще что-то, но я не слышал. Мир утонул в беззвучии.
Хотел сказать ей что-нибудь на прощанье. Не смог.
Все заволокло красным, и милостивая Леди Боль наконец выпустила меня из своих объятий.
Я не умер. Когда сознание вернулось, обнаружил себя в кровати. Не удалось и утешиться спасительными иллюзиями, что все это лишь ночной кошмар. Стоило открыть глаза, как стерва память взялась за меня.
Левая рука лежала поверх одеяла бессмысленным обрубком, и я малодушно пожалел, что остался жив. Но рядом, присев на краешек кровати, дремала Франческа. Стоило шевельнуться, она проснулась.
– Элвин! Тссс… лежи. Все хорошо. Доктор скоро придет.
«Зачем ты это сделала?» – хотел я спросить у нее. С губ сорвался только хриплый шепот.
– Молчи! У тебя еще и голос сорван. Доктор Альпин сказал: полный покой. На, выпей.
Перед губами возникла чаша с отваром, пахнущим травами. Я послушно сделал глоток и снова закрыл глаза. Хотелось сбежать. Реальность вызывала тошноту, и я позволил сну унести меня прочь.
Приходил Альпин. Я не знал, как Франческа сумела заставить высокомерного зануду, который никогда меня не любил, заняться моей персоной, но он был лучшим в Дал Риаде.
– Все не так плохо. Рана аккуратная и чистая. Дайте мне неделю, от нее останется только шрам. Шрамы украшают мужчин, – говорил он с преувеличенной бодростью, обращаясь больше к Франческе, чем ко мне. – С горлом еще проще, но, чтобы лечение было успешным, я бы рекомендовал пока помолчать. Именно лорду Элвину я бы рекомендовал молчать как можно дольше.
– Как долго? – спросила она.
– Желательно всю оставшуюся жизнь, – хихикнул этот козел. – Тогда можно хотя бы надеяться, что она будет долгой. Все беды этого молодого человека от того, что он сначала говорит, а потом думает.
Девушка усмехнулась:
– Боюсь, убить его будет легче, доктор Альпин.
– Увы, вы правы, дитя. Голос восстановится через пару дней, а пока пусть ваш хозяин поменьше болтает.
– Хватит, – я закашлялся и продолжил хриплым шепотом. – Хватит разговаривать так, словно я – мебель. И что насчет… – здесь я скосил глаза на забинтованную культю и поморщился. Каждый раз, как взгляд падал на то, что когда-то было моей левой рукой, хотелось выть от отчаяния.
Доктор развел коротенькими ручками:
– Простите, лорд. Я – адепт Жизни, и мне многое подвластно. Но всему есть пределы. Я мог бы собрать и зашить вас заново, даже нарежь противник ваши кишки в мелкий фарш. Но я не умею приживлять отрубленные конечности. Там разрублена кость, сухожилие, связки… и от сустава ничего не осталось. Вы же не думаете, что достаточно, как в сказках, приложить ее обратно и побрызгать зельем?
– Можно попытаться, – зло буркнул я.