Я тоже задумался. Больше над тем, как мне повезло, что я не фэйри. Уж лучше маяться в отсутствии предназначения, чем быть предназначенным стать чьей-то вещью.
— Что ты предлагаешь? — спросил князь.
— Пока я был без сознания, я видел сон, — медленно сказал фэйри. — Мое предназначение придет за мной, но это случится не скоро. Я останусь вашим клинком, пока не встречу его.
Хорошо, что я сдержался и не стал влезать со своим мнением. В конце концов, это их высокие отношения, которые мне никогда не понять.
— А Страж? — медленно спросил Севрус.
— Предлагаю отпустить Стража восвояси. Где бы ни были эти самые «свояси». Раз уж мы все равно выяснили, что все это — проделки злой судьбы и я здесь совершенно ни при чем.
Рэндольф нахмурился:
— Он должен вам. Пусть даст зарок на долг.
— В рамках разумного, — тут же вставил я. — Ты правильно сказал, моя вина не так велика. Я не обязан знать, кто чья собственность.
— Большой долг.
— Малый.
— Ты смеешься надо мной?
— Нет, я торгуюсь. Хорошо, Средний. Это мое последнее слово. Или могу обязаться сделать что-то конкретное. Я вообще предпочитаю определенность абстрактным обещаниям.
Князь Церы неожиданно усмехнулся:
— Хорошо. Будет тебе определенность. Страж Элвин, я хочу, чтобы ты нашел и покарал тех, кто пытался призвать Хаос в гробнице Ипполита. И я хочу, чтобы каждый из них узнал перед гибелью, что смерть — кара за нарушение закона в моем домене.
Удивительно, но его предложение мне даже понравилось. Во-первых, я как Страж всегда ощущал, что стоять на пути Хаоса — что-то вроде моего долга, пусть даже у культистов с предначальной стихией столько же общего, сколько у яблока с навозом, которым удобряли яблоню. А во-вторых, доводить любое начатое дело до конца — хороший тон. Раз уж я начал зачистку ритуала, мне и заканчивать.
Были еще разные «в-третьих» вроде профессионального любопытства к архитектуре и отдаче рунического заклятия, но и первых двух причин вполне достаточно.
— По рукам. Точнее, будет по рукам, как только мне их освободят.
Вот тут эти двое продемонстрировали, что такое «полное взаимопонимание». Князю достаточно было шевельнуть бровью, как Рэндольф вскочил с колена и оказался у меня за спиной. Меч вспорол веревки, и я потянулся, разминая затекшие плечи и пальцы.
— И кстати, я все еще хочу свою оплату за то, что прибрался в гробнице.
— Ну ты наглец.
— Может, и наглец. Но нельзя отрицать, что я сделал эту работу. И сделал ее неплохо.
Князь Церы вздохнул. Он выглядел утомленным. Неудивительно. Я тоже после нашего поединка воля на волю чувствовал себя так, словно меня разрубили на части, а потом кое-как сложили и сшили.
— Хорошо, забирай. Рэндольф отдаст тебе твои вещи. Ты ждешь приглашения быть моим гостем?
— Нет. Но чуть позже мне потребуется все, что вы успели нарыть по поводу культистов и гробницы.
Фэйри переглянулись, и я заметил на лице правителя Церы смущение. Редкое зрелище.
— Ну… — начал он.
И замолчал.
— Эй, какого гриска?! Вы же не хотите сказать, что вообще не занимались этим делом?
— Занимались, — сказал Рэндольф. — Но почти ничего не нашли. Следы ведут на человеческую сторону мира.
— Удачно, что для меня это не проблема.
Глава 8. Пляска Змея и Паучихи
Фьюта замерла перед кустарником. Уго перехватил ложе балестры, сложил губы «дудочкой» и присвистнул. Гончая с лаем метнулась вперед, поднимая дичь. Тяжело хлопая крыльями, из кустарника взлетели три фазана, блеснуло на солнце пестрое оперение, воздух наполнился встревоженным птичьим квохтаньем.
Вскинув балестру, охотник поймал в прицел ближайшую птицу и спустил рычаг. Выстрел вышел удачным — с жалобным криком подбитый фазан рухнул в кустарник. Остальные, отлетев чуть в сторону, опустились на землю, предпочитая спасаться бегством.
Уго потянулся к мешочку с глиняными шариками на поясе, без лишней спешки оттянул тетиву и вложил новый снаряд. Ушли так ушли. Суетиться нет смысла. Охота только началась, гончая еще не раз выследит и поднимет птицу.
Из кустов вынырнула квадратная брылястая морда. Умница Фьюта сама, не дожидаясь приказа, разыскала и приволокла оглушенную птицу. Гончая несла добычу аккуратно, как учили — лишь прижимая зубами, но не прокусывая. Кто утверждает, что бладхаунд не подходит для охоты на птицу, тот не видел Фьюту в деле. Уго не променял бы свою любимицу и на свору легавых.
Охотник аккуратно высвободил тушку из пасти. Фазан еще дышал, переливались красным и золотым перьями на солнце. Королевская дичь.
Он вцепился в тельце, ощущая под мягким покровом перьев теплую, полную жизни плоть, и почувствовал, как сбилось дыхание. Ощущение чужой беспомощности странно возбуждало.
Как всегда.
Мягко, почти нежно Уго взял добычу за голову и свернул фазану шею. Возбуждение усилилось.
В следующий раз надо будет сделать это медленнее. Или сначала сломать птице лапы?