— Я не знаю, что я буду делать дальше. Но я точно могу сказать, чего НЕ буду делать. Если я правильно понял, ты умнее обычной лошади, поэтому я не буду тебя бить или наказывать. Не буду унижать или требовать невозможного. Не буду отдавать кому-то или сдавать в аренду. Не буду играть на тебя. Не буду морить голодом. — Я положил ладонь ему на шею. Он недовольно покосился, но стерпел. — Это я могу обещать. Что буду делать… во многом зависит от тебя.
Историю рыжика я вытянул из князя Герата еще в декабре. И тогда же решил, что если сумею завладеть кольцом, не стану играть в принуждение, а попробую уговорить своенравного коня. Толку от такого союза будет больше. Да и интересно — получится ли. Поэтому я пел соловьем.
— Не нравятся прикосновения? Хорошо, их тоже не будет. Хочешь еще огня?
Гейл слизнул с руки второй огонек и выпустил две черные струйки дыма через ноздри.
— Служба мне не слишком обременительна. Но, соглашаясь на нее, ты принимаешь определенные правила. Я требую уважения! Взаимного. Никаких пинков и укусов, на которые ты мастер. Послушание. Исполнение приказов.
О зловредном характере рыжего демона князь распинался часа полтора, не меньше, вспоминая все новые и новые подробности. Должно быть, старик вздохнул с облегчением, когда Фергус избавил его от необходимости постоянно укрощать умную, гордую и злопамятную тварь.
— Так что я предлагаю контракт. У тебя будет гораздо больше свободы, чем было раньше. И право дать понять, если с чем-то не согласен. В ответ я получаю верность. Настоящую, без ударов в спину. И, кстати, я — умею вызывать грозы и бури.
Гейл тихонько фыркнул и хлестнул хвостом.
— Можешь отказаться. Обещаю, к Фергусу ты не вернешься в любом случае.
— Вот врать не надо, ты, дерьма кусок, — голос брата из-за спины застал врасплох.
— У тебя все вокруг — «дерьма кусок», — я неспешно повернулся. — Что ты здесь делаешь, если охрана тебя выставила?
— Вернулся, — он обнажил зубы. — Так и знал, что найду тебя здесь. Только не думал, что ты такой долбанутый, чтобы болтать с лошадью. «Сэр Конь, разрешите на вас присесть!» Я баб своих так не уговариваю.
— Чего тебе надо?
В принципе, ясно было чего. Но я не особо хотел драться. Не сейчас.
— Моего коня.
— Твоего коня? Слушай, даже не знаю, чем помочь. Здесь только мой конь.
— Ты жульничал. Верни кольцо.
От Фергуса совсем не пахло алкоголем, да и речь была слишком гладкой. Но что-то в его движениях мне сильно не понравилось.
— Давай вернемся к этому завтра, когда проспишься.
— Я не пил. Давай, брат. Извиняйся или отвечай как мужчина.
— Ты меня вызываешь?
— Ага, — он шагнул вперед, и я смог разглядеть его глаза. Зрачки меньше булавочной головки. Похоже на кхаш. Плохо.
— Не знаю, что ты принял, но ответ остается прежним. Вернемся к этому завтра.
— Трусишь, — радостно выдохнул альбинос. — Я всегда знал, что ты — трусливая баба!
В следующую секунду меня ударило магией.
Рефлекторно я успел вздернуть щит — самый обычный, не зеркальный. И все же сила удара была такова, что меня приподняло и швырнуло о стену конюшни. От удара вышибло воздух из легких, и пока я сидел на земле, разевая рот, братец ударил снова. И снова.
Я попробовал зачерпнуть силу — и так изумился, что чуть было не пропустил удар.
Там, где раньше таилось глубокое озеро, нынче плескалась грязная лужа по колено. Ошметки, крупицы, жалкие остатки, словно я не валял дурака весь день, но тратил резерв, вызывая бури и ураганы.
Но времени думать об этой странности не было: Фергус запустил в меня ледяным копьем.
Я успел испарить его в полете, долетело лишь ведро холодной воды — не сказать, чтобы приятно, но не смертельно. В ответ на мою ругань альбинос злорадно захохотал. И снова ударил сырой силой.
Мы встречались с Фергусом в поединках много раз. Шуточных, тренировочных, всерьез. Я побеждал почти всегда. Отчасти потому, что сильнее. Отчасти потому, что лучше умею планировать бой.
Но, сожри меня гриски, я никогда не чувствовал себя таким беспомощным в этих спаррингах. Как задохлик, сошедшийся врукопашную с двухсотфутовым гигантом. Оставалось перенимать тактику задохликов — уворачиваться.
А Фергус как раз сейчас был на пике возможностей. Кхаш срывает ограничения и запреты, сносит любой самоконтроль, и контакт с тенью становится полным. Настолько полным, что можно и вовсе слиться с ней, утратив себя навсегда.
Я ушел в отступление и глухую оборону. Выжимал остатки резерва, еле успевая выставлять блоки. А он бил и бил. И смеялся безумным, лающим смехом:
— Ну ты и слабак, братец. Давно надо было с тобой разобраться.
Я молчал. Не мог позволить себе отвлечься на слова. Правой рукой удерживал щит, а левой наскоро плел сеть.
Не всегда все решает сила. Будь я проклят, если уступлю этому психу!
А потом раздалось несколько коротких, отрывистых команд, воздух сгустился до невозможной плотности, такой, что я не в силах был шевельнуть даже мизинцем, чтобы выставить простейший щит. Словно гранитной плитой сверху придавило.
— Тише, Элвин, тише! Не дергайся! — были первые слова, которые я услышал, когда пришел в себя.
— Джанис? — я поднялся.