Маэстро, вы - убийца!

Аллейн аккуратно перевернул одеревеневшее тело набок. На спине чётко выделялись загоревшие участки. Примерно в трех дюймах левее позвоночника темнел след прокола. Несмотря на окружавший её венчик запёкшейся крови, сама дырочка казалась крохотной и аккуратной.

— Да, — кивнул Аллейн. — Все выглядит именно так, как вы сказали, доктор Амптхилл. Нужно сфотографировать. Бейли, попробуйте снять отпечатки. С покрывала, кинжала и досок. Надежды, конечно, немного, но вы уж не ударьте лицом в грязь.

Пока Томпсон настраивал фотоаппарат, Аллейн повернул остальные выключатели и приступил к осмотру залитой ярким светом студии. Фокс присоединился к нему.

— Странное какое-то преступление, — сказал он. — Я бы сказал — романтическое.

— Господи, Фокс, у вас слишком мрачные представления о романтизме.

— Тогда — громкое, — поспешил исправиться Фокс. — К утру сюда нагрянут целые орды репортёров.

— Хорошо, что вы мне напомнили — я должен отправить телеграмму Батгейтам. Они ждут меня завтра. Перейдём к делу, Братец Лис[7]. Сейчас мы видим студию такой, какой она была этим утром, когда собрался весь класс. На всех палитрах смешаны краски, на мольбертах укреплены холсты. У нас есть семь эскизов — семь разных версий обнажённой натуры.

— Да, это ценно, — согласился Фокс. — Те из них, по меньшей мере, которые имеют хоть отдалённое сходство с человеческим существом. Вот эта кошмарная мазня слева больше напоминает мне скопище червей, чем обнажённую женщину. Неужто это и в самом деле она?

— Похоже, что да, — произнёс Аллейн. — судя по всему, этот художник отдаёт предпочтение сюрреализму, или выражает свои чувства в ином измерении, недоступном нам, простым смертным.

Он присмотрелся к холсту, потом перевёл взгляд на рабочий столик.

— Вот, нашёл. На коробке с красками. Филлида Ли. Да, Фокс, работа довольно чудная, согласен. Зато вот эта громадина по соседству уже придётся нам по вкусу. Тут уж все чётко и ясно.

Аллейн указал на монументальное полотно Кэтти Босток.

— Здорово, — восхитился Фокс. Он водрузил на нос очки и вперился в картину.

— Здесь прекрасно показано положение тела, — сказал Аллейн.

Полицейские переместились к мольберту Седрика Малмсли.

— А вот тут, похоже, трудился наш иллюстратор, — заметил Аллейн. — Да, вот как раз и рисунок к криминальному сюжету.

— О Боже! — воскликнул поражённый до глубины души Фокс. — Он изобразил девушку уже после смерти!

— Нет, нет, — поспешил успокоить его Аллейн. — Это изначальный материал. Он только добавил сюда кинжал и мертвенный взгляд. Вот тут целая охапка таких набросков. Гм, довольно соблазнительные формы — что-то есть в его манере от Бердслея, по-моему. Ого! — Аллейн обнаружил изящную акварель в старинном стиле, изображавшую троих косцов посреди поля со скирдами сена, за которым виднелись подстриженные ивы, а в отдалении высился средневековый замок с зубчатыми стенами, витиеватыми оконцами и резными башенками. — Занятно, — пробормотал Аллейн.

— Что именно, мистер Аллейн?

— Чем-то мне это знакомо. Не могу вспомнить — словно одна половина мозга опережает другую. Ладно, не имеет значения. Послушайте, Братец Лис: прежде чем двигаться дальше, мне бы хотелось рассказать вам о том, что уже известно мне. — И Аллейн изложил ему всё, что узнал из рапорта Блэкмана и из беседы с Трой. — И вот, что из этого вышло, — закончил он. — А ведь вся эта история с кинжалом и завязалась-то десять дней назад лишь потому, чтобы доказать: да, мол, автор не приукрасил, убить так и в самом деле можно.

— Понимаю, — кивнул Фокс. — Что ж, теперь авторскую версию можно считать окончательно доказанной.

— Да, — невесело согласился Аллейн. — Окончательно и бесповоротно. Кстати, как видите, Малмсли изобразил, что кончик кинжала торчит из-под левой груди убитой. И для пущей убедительности добавил алую струйку крови. Н-да, любопытное собрание.

— А вот эта картина мне по-настоящему нравится, — с одобрением сказал Фокс.

Он остановился напротив мольберта Вальмы Сиклифф. На картине, написанной размашистыми и сочными мазками, была изображена подчёркнуто удлинённая обнажённая фигура. Художница использовала необычное сочетание синих и розовых тонов.

— Очень элегантно, — похвалил Фокс.

— Даже слишком, — пробормотал Аллейн. — Однако! Вы только сюда взгляните!

Всю написанную акварельными красками картину Френсиса Ормерина наискось пересекала грязно-синяя полоса, которая заканчивалась совершенно омерзительной кляксой. Произведение выглядело безнадёжно испорченным.

— Похоже, тут что-то случилось.

— Судя по всему — да. Табурет перевернут. Вода в ведёрке расплёскана, а одна из кистей валяется на полу.

Аллейн подобрал кисть и провёл ею по палитре. На светлом фоне появилось грязно-синее пятно.