Маэстро

— Две! — храбро заявил Марик, пожимая протянутую руку.

— Отлично, просто отлично. Двадцать два рубля за каждую.

Друзья переглянулись. Еще в булочной они подсчитали наличность: у Марика с собой на всю поездку было двадцать пять рублей, у Рудика сорок. По пять они уже успели потратить вчера в поезде и сегодня на сайки, кофе, метро и четыре эскимо, которые слопали, пока гуляли по улице Горького. Открытки грозили сожрать львиную долю их бюджета.

— Может, одну запишем, — пробормотал Рудик.

Но Марик решительно мотнул головой:

— Не говори ерунды. Деньги что? Сегодня есть, завтра нет! А запись — она же навсегда останется!

Очень ему хотелось почувствовать себя настоящим певцом. С настоящей пластинкой или вот, еще лучше, бобиной! Сто лет пройдет, его внуки поставят бобину в проигрыватель, услышат его голос и скажут своим детям: «Слушайте, дети, как ваш прадедушка Марат Агдавлетов поет!» Здорово же!

А еще Марику очень хотелось услышать себя со стороны. Он подозревал, что звук будет совершенно иной по сравнению с тем, как он слышит себя во время пения.

— Так что будем записывать, молодые люди? Привет из столицы нашей Родины? Стихи прочитаем?

— Песни петь будем! — твердо заявил Марик.

— С аккомпаниатором дороже на три рубля. Ноты есть? Сейчас позову Михалыча.

— Мы сами, можно? — не дал ему договорить Марик. — Мы умеем. По очереди.

Дядька только руками развел. Такие уверенные молодые люди ему встречались нечасто.

Рудик уселся за пианино, а Марат встал к микрофону. И что удивительно, он не испытывал никакого волнения. Только восторг от того, что сейчас будет петь и его голос ляжет на пленку. Все происходящее казалось ему настолько естественным и правильным, словно он разыгрывал роль по давно написанному сценарию.

— А что играем-то? — подал голос Рудик.

Марат растерялся. А действительно, они ведь даже не согласовывали, что споют. И не репетировали. Дома Марик так часто и много пел итальянцев, что мог сейчас любой неаполитанский романс или ариозо Фигаро выдать на-гора. Но как бы отлично ни владел Рудик инструментом, вряд ли он подберет аккомпанемент по слуху за несколько минут.

— Может, твои «Балканские звезды» сыграть?

— Ты еще скажи «Благодатный край родной»! — фыркнул Марик и аж плечами передернул.

«Благодатный край» ему предстояло петь сегодня на конкурсе. Алевтина Павловна прислушалась к рекомендациям «старших товарищей» и больше не доверила Марику выбор репертуара. Сказала, что на всесоюзном этапе конкурса он будет петь «Благодатный край», раз уж Рудик не прошел в финал. Песня-то замечательная, идейно правильная. У Марика на сей счет было свое мнение, но он в кои-то веки предпочел его не высказывать.

— Свою играй, — предложил Марат. — «Весеннюю мелодию».

— Тебе же она не нравилась!

— Я не говорил, что не нравилась! Я говорил, что она слишком лиричная, страсти в ней мало. Давай уже играй!

Рудик пожал плечами и заиграл. «Весеннюю мелодию» он написал к очередному экзамену на стихи Тютчева. Получил пятерку. Потом, балуясь, они пару раз с Маратом ее спели, причем у Рудика выходило лучше, Марик ругался, что ему страсти в этой песне недостает. А теперь вот вспомнил.

Весна идет, весна идет,

И тихих, теплых майских дней

Румяный, светлый хоровод

Толпится весело за ней!..

Романс и романс. Почти что неаполитанский. Вышло вроде бы неплохо. Марик отошел от микрофона, заглянул на вторую половину комнаты.

— Отлично, молодой человек! — улыбнулся ему толстяк. — Чудесная выйдет открыточка. Занимаетесь вокалом?

— Чуть-чуть.

— Марат сегодня на всесоюзном юношеском конкурсе певцов выступать будет! — встрял Рудик и тут же получил локтем в бок. — Ай, не пихайся! Честное слово! Слушайте сегодня по радио трансляцию!

Дядька сделал удивленное лицо, но расспрашивать не стал. По его виду было понятно, что певческая судьба ребят его не особенно волнует. Куда больше его волновали сорок рублей, причитающиеся ему за запись.

— Вторую-то открытку пишем? — уточнил он.

— Пишем, пишем.

Друзья поменялись местами. Рудик с репертуаром заморачиваться не стал — спел свой «Благодатный край», заученно размахивая руками и закатывая глаза, как будто он на сцене. Марик комментировать не стал, честно сыграл патриотическую балладу со всеми нюансами.

Из студии они вышли с двумя настоящими бобинами в руках. Но самое главное, им дали себя послушать. И теперь Марик чуть ли не приплясывал от восторга: он услышал по-настоящему взрослый тембр. У него действительно оформился голос, и теперь он знал это не с чужих слов. Голос приятный слуху, низкий баритон. Правда, не везде он чисто спел, на записи Марат уловил не совсем точную интонацию во втором куплете. Но ладно, как бабушка говорит, первый блин всегда комом. Были бы у них еще деньги, переписали бы. Теперь в следующий раз.

А Рудик шел расстроенный. Он тоже себя услышал со стороны. И то, что он услышал, ему совершенно не понравилось.

— Пискля какая-то, — сокрушался он. — Еще и подвываю.