Мадемуазель Судьба

– Фильм ужасов, – прокомментировала Валька свое отражение.

– Не принимай близко к сердцу, лучше скажи, голова не кружится?

– Нет. Как я теперь буду жить с такой физиономией?

– Ну, ты всегда сможешь надеть паранджу и…

– Смейся, смейся. – Валька отошла от шкафа и, пользуясь ситуацией, горестно произнесла: – Теперь, наверное, никто не захочет сходить со мной в кино.

– Знаю я одного товарища, который спит и видит, как бы сходить с тобой в кино. Или ты уже передумала?

– Вовсе нет, – важно ответила Валька, чувствуя себя гораздо лучше.

– Если Юрий Яковлевич не убьет меня, когда увидит твое лицо, то мы вполне можем выбраться в кинотеатр сегодня вечером или завтра, – улыбнулся Сергей. – Я раздобыл мясо, овощи и хлеб, так что буду тебя откармливать.

– Шашлык, конечно, улучшит мое самочувствие, – ответила Валька и тоже улыбнулась. – Пойду умоюсь.

Она привела себя в порядок, еще раз хорошенько разглядела ссадину и царапины и, оставив Сергея на кухне, вернулась в кладовку. Здесь царил такой бардак, что не очень-то было понятно, с чего начинать и куда что двигать. «Наверное, после смерти папы мама перенесла сюда все ненужное».

Валька старательно изучила первый стеллаж, а затем сняла с полки второго объемную, но легкую коробку и вытащила из нее зеленые потрескавшиеся ласты, пузатую банку с гвоздями, пожелтевшую карту Подмосковья, жестянку с блеснами и поплавками, армейский ремень, моток бордовой бахромы, «Книгу о вкусной и здоровой пище» и плотную объемную папку на кнопках. Валька открыла ее и принялась разглядывать тонкие брошюрки с выставок, фотографии картин, малоинтересные для нее вырезки из газет. Под одной из брошюр она обнаружила небольшую стопку явно самодельных конвертов, перетянутую зеленой лохматой бечевкой. Осторожно развязав кривенький бантик, Валька пересчитала письма.

– Пять штук. Ни адресов, ни картинок, ни имен, – пробормотала она, склонив голову набок.

Читать чужую корреспонденцию нехорошо, но в данном случае можно. Все равно же взять и выбросить эти письма рука не поднимется. Что в них? И почему они такие странные? Их не посылали почтой.

Раскрыв первый конверт, Валька достала небольшой листок бумаги, пробежалась глазами по строчкам и на несколько секунд замерла. Дальнейшие действия она совершала автоматически и со стороны напоминала воришку, которого в любой момент могут застукать на месте преступления. Валька быстро сложила конверты стопкой, нервно обвязала бечевкой и спрятала сначала в задний карман брюк, а затем попыталась запихнуть под ремень. В конце концов, несколько успокоившись, она сунула находку под мышку и, выскочив из кладовки, устремилась в маленькую комнату, где оставила сумочку.

– Шашлык будет готов через полчаса, – донесся голос Сергея, – не станем же мы ждать, когда он промаринуется.

– Нет! – крикнула в ответ Валька.

Никогда, никогда ей не приходило в голову, что у отца могла быть любовница. Такое казалось нелепым и абсурдным. Да, мужчины иногда ходят на сторону, женщины, кстати, тоже, но это какие-то незнакомые, абстрактные мужчины и женщины. А тут папа! Он был домашним человеком, любил свои мягкие коричневые тапочки с клеенчатой отделкой, блаженно закрывал глаза, делая большой глоток кофе, засыпал с газетой на диване, поглощал в больших количествах малиновое или клубничное варенье – столовой ложкой прямо из банки… Разве у таких мужчин случаются романы? Конечно, нет! «А потом, у папы же была я – любимая дочка Валька, зачем ему еще кто-то?!»

Шашлык она съела со скоростью звука и в каком-то неимоверном количестве.

– Если бы я знал, что ты так голодна, я бы купил мяса в два раза больше, – пошутил Сергей, глядя на опустевшие тарелки.

– Спасибо, я наелась, – ответила Валька, дожевывая последний огурец.

– Чего такая задумчивая? Голова точно не болит?

– Не-а. А мы когда поедем обратно?

– Ты поистине непредсказуема, – улыбнулся Сергей, – то выпустите на свободу, то верните в тюрьму.

Валька попыталась понять, осуждает она отца или нет, и не смогла, что-то мешало: то ли сильная любовь к нему, то ли сложные отношения с матерью – скорее всего, и то и другое. На обратном пути она непрерывно рисовала образы любовницы: «Наверное, красивая, молодая…» – и то злилась, то жалела себя, то хотела побыстрее отправить письма в мусорную корзину, то раздражалась, что сунула нос только в один конверт.

Вернувшись, Валька заперлась в своей комнате, расправила плед на диване, немного прошлась по мягкому ковру, запрещая коленкам дрожать, и села читать. Незнакомый ровный почерк…

«Здравствуй, мой Николай,

наверное, в наш век глупо писать письма… Но я не могу сдержаться, твой телефон не отвечает, а чувства переполняют душу. Неужели я в Москве? Неужели мы увидимся уже сегодня…

Я люблю тебя».