Мадемуазель Шанель

И хотя я не считала его привлекательным для себя мужчиной, но чувства мои к нему становились все глубже. Почему? Этого я и сама не могла объяснить. Возможно, потому, что я еще не встречала подобных ему людей; его уверенность в себе, доходящая порой до дерзости, его вечно бесстрастный вид — все это оставляло в моей душе свой след, делало свою неторопливую работу, пока я не стала ловить себя на том, что уже с нетерпением жду его прихода, что, если его нет рядом, мое существование кажется мне унылым и серым.

Адриенна уже не раз прощупывала меня насчет моего к нему отношения.

— Он хоть как-нибудь выразил свои намерения? — спрашивала она, когда мы с ней, совершенно обессиленные, лежали на своих кроватях: всю ночь протанцевали с Бальсаном и его друзьями. — Я же вижу, как он на тебя смотрит. Просто глаз с тебя не спускает. Похоже, ему совершенно плевать, что ты поешь в каком-то кафешантане и чинишь кому-то нижние юбки. Как думаешь, он тебя любит? Он уже пытался поцеловать тебя?

Она вся так и дрожала от возбуждения. Видно было, что ее-то уже целовали, и не раз. Но от ее нетерпеливых вопросов в моей груди лишь поднималась волна тревоги: Бальсан и за руку-то меня редко брал. Значит, были причины, хотя я и сама не очень-то позволяла ему таких вольностей. Он, должно быть, догадывался, что другие мужчины из его окружения уже пробовали, но всякий раз обжигались. Кроме того, я была молода и достаточно привлекательна, возможно, даже красива, чтобы завлечь нескольких обожателей, как это делала Адриенна. Но у меня не было такого желания. Все эти напыщенные гордецы меня не интересовали. Меня привлекал только Бальсан, но тогда почему он не возбуждал во мне ни единого чувства, о которых я наслышалась от Адриенны по отношению к ее барону?

Может, со мной что-то не так? Я еще никогда не хотела принадлежать ни одному мужчине, кроме своего отца. Неужели он преподал мне такой жестокий урок, что я не могла заставить себя доверять мужчинам? Неужели мне не хочется выйти замуж и завести свою семью? Для Адриенны это цель всей ее жизни, но я… У меня подобных устремлений не было, хотя для таких девушек, как мы, это было единственно приемлемым и желанным.

— Мы с Бальсаном просто друзья, — наконец ответила я и отвернулась, чтобы пресечь дальнейшие вопросы.

Но уже скоро я поймала себя на том, что гляжу на Бальсана такими же глазами, какими и он на меня, пытаясь уловить хоть какой-нибудь знак, что я для него значу больше, чем простая забава. А он такие знаки мне подавал: интересовался моим прошлым, и его интерес пробуждал во мне неуверенность. По словам Адриенны, если джентльмен задает подобные вопросы, это означает, что он оценивает, подходит ли эта женщина для брака.

В своих стараниях выглядеть более интересной, чем на самом деле, я плела ему нелепые истории о том, как после смерти матери мой отец отправился в Америку, чтобы нажить состояние, оставив меня с сестрами на попечение заботливых тетушек, отдавших нас в обучение к монашкам. Я ни разу не упоминала ни Обазин, ни своих утерянных братьев, ни то, что я фактически отказалась от своих дедушки с бабушкой. Эти лживые байки с легкостью слетали с моего языка, но в душе я каждую минуту со страхом ждала, что он рассмеется мне в лицо: «Ну, Коко, какая же ты мастерица вешать лапшу на уши!» Но так и не дождалась. Он принял все мои россказни за чистую монету, и я поняла, что утаить подробности собственного прошлого довольно легко. В конце концов, другие девушки должны понять меня, ведь я, не жалея сил, искала свою дорогу в жизни, а альтернативный вариант — прибегнуть к услугам свахи или выйти замуж за парня из знакомой семьи, где меня знают как облупленную, — меня абсолютно не устраивал.

— Хотя, конечно, — беззаботно прибавила я, — когда-нибудь и я выйду замуж, куда я денусь.

— Ну да, понимаю. — Он прижался ко мне. — Похоже, у нас с тобой аллергия на ожидание. Наверное, сама судьба свела нас с тобой, ma petite Коко.

В первый раз он намекнул на то, что нас ждет общее будущее, и при этой мысли меня охватило чувство, в котором смешались надежда и страх. Мои планы заработать на шляпках рухнули, я не продала ни одной. Ни одна модистка в Мулене не удостоила мои шедевры вниманием. Я все еще была рабыней мадам Г., я надрывала глотку, распевая песенки, и, хотя денежек в моей жестяной копилке медленно, но верно становилось все больше, я не знала, что делать: шляпки мои никому не были нужны. Если так пойдет дальше, как ни барахтайся, но меня ждет судьба моей матери: я обречена работать и работать, получая лишь столько, чтобы иметь крышу над головой, а этого ничтожно мало, чтобы выбраться со дна общества.