Made in Poland

Ксендз подходит к железному шкафчику, встроенному в стену ризницы, достает из-под сутаны ключ на цепочке, открывает верхнюю дверцу, достает плоскую соломенную корзиночку и ставит ее на стол.

Эдмунд. Минуту, сейчас разберемся. Это со вчерашней мессы. Я еще не успел посчитать. (Вынимает из корзинки купюры и складывает их стопочкой.)

Слышно, как к костелу подъезжает машина. В ризницу входят Фази и Гжесь.

Фази. Здрасьте.

Эдмунд(поднимает голову). Мы ремонтируем костел, поэтому сейчас денег больше, чем обычно. (Отдает Карине стопку банкнот.) Здесь пять тысяч. (Берет корзинку с мелочью.) Карман раскрой.

Карина. На фига мне нужна эта мелочь?

Фази. Бери, в дороге пригодится.

Эдмунд. Допустим, здесь еще пятьсот злотых, хотя наверняка больше. (Высыпает деньги в карман Карине.) Сколько я вам дал?

Карина. Пять пятьсот.

Эдмунд. Точно?

Фази. Точно. У нас все по-честному.

Эдмунд. За остальными приезжайте после первого. Сейчас больше нет. Мне надо рабочим заплатить.

Фази. Значит, увидимся после первого.

Карина. Жаль, что вы этого урода прикрыли.

Гжесь. До свидания.

Фази. До свидания. До первого.

Эдмунд. Всего хорошего.

Карина, Гжесь и Фази уходят. Слышно, как отъезжает машина.

Богусь. Зачем вы это сделали?

Эдмунд. Не знаю, Богусь. Ты меня просто обезоруживаешь.

Богусь молчит.

Эдмунд. Но не думай, что тебе это сойдет с рук. Отработаешь эту корзинку на ремонте костела. Буду платить тебе как обычному работнику — четыре пятьдесят в час.

Богусь. Шесть.

Эдмунд. Пять. По рукам?

Богусь. Ладно. Идет.

Богусь и Эдмунд жмут друг другу руки. В этот миг закипает чайник. Эдмунд идет к плите.

Эдмунд. Кофе будешь? Я крепкий варю.

Богусь. Заварите три чашки.

Дверь ризницы открывается. Входит Виктор. На лице синяки, кровоточит бровь.

Виктор. Добрый день. (Садится за стол.)

Богусь. Ты живой?

Виктор(кивает). Надеюсь, они мне ребра не сломали. Господи, живот…

Эдмунд. Я вызову «скорую».

Виктор. Не надо. (Поднимает свитер и майку, достает из-за пояса книгу и кладет ее на стол.) Броневский в очередной раз спас мне жизнь. Избранное.

Эдмунд. Наложить повязку на глаз?

Виктор щупает рассеченную бровь.

Эдмунд. Тогда уберите руку. Вы же не ребенок. (Промывает ему рану.)

Виктор. А вы в этой ризнице один?

Эдмунд. Один.

Виктор. Что, и хозяюшки никакой нет?

Эдмунд. Как вам не стыдно! Я вас выставлю, и все дела.

Виктор. Да ладно. Мы же взрослые люди. Я всегда ломал голову, как можно жить с сознанием того, что тебе нельзя этим заниматься.

Эдмунд. Живу с Божьей помощью, спасибо.

Богусь. Хочешь кофе?

Виктор. Целибат[3] — это зло в чистейшей форме.

Эдмунд. А Броневский был сталинистом.

Виктор. Насколько я помню, в Евангелии нет ни слова о целибате. Я читал, что запрет этот был введен, чтобы уберечь богатство Церкви от женатых священников…

Эдмунд. Вы это читали в лживых коммунистических книжонках.

Виктор. Может, и лживых — отчасти, но уж точно не лишенных экспрессии. Надо пользоваться разными источниками, знакомиться с разными точками зрения и постигать разные правды.

Эдмунд. Вы уж простите, но у меня правда одна. Либо она есть, либо ее нет. Как в компьютере — или ноль, или единица.

Виктор. Жизнь — это не система ноль-один. Даже в костеле. Однозначных решений в ней нет. (Снимает повязку.)

Эдмунд. Жжет?

Виктор. Уже сожгло. Спасибо.

Эдмунд. Пожалуйста.

Богусь(Эдмунду). А почему вас на районе называют «Секретным агентом»? Расскажите, что произошло в Африке.

Эдмунд. Нашел время.

Виктор. Вы были в Африке? С удовольствием послушаю.

Эдмунд. Да не захотите вы этого слушать, я уверен.

Виктор. Хочу. Мы хотим. Правда, Богусь? Мне интересно. Я весь внимание.

Эдмунд(поколебавшись). Хорошо. Но один смешок, и вы вылетаете из костела. Оба.

Виктор кивает, показывая, что согласен на это условие.