Совсем одни мы отправлялись за рубеж впервые. Нас вызвали в Министерство культуры, сообщили, что сначала мы полетим до Каира, а потом: «Вот вам десять фунтов стерлингов, чтобы добраться до Асуана». В Шереметьеве на таможне спрашивают: «Валюта есть?» Я честно говорю: «Да, есть, десять фунтов». Володя мне на ногу наступает, но я-то уверена – раз фунты нам в министерстве выдали, значит, все законно и правильно. Таможенники оживились: «А где у вас документы на эту валюту?» Володя мне опять наступает на ногу, а я все не пойму, чего тут скрывать: «Нет у нас никаких документов, нам деньги в Министерстве культуры дали!» Ну и забрали у нас эти фунты, правда, я думаю, такой суммы все равно вряд ли бы хватило, чтобы добраться до Асуана.
Летели мы пять часов – и из прохладной, весенней Москвы окунулись в чудовищную жару Каира. Безумное солнце, сорок градусов в тени, причем «тень» – понятие весьма условное: под каждым столбом, где образовался хоть крохотный кусочек тени, прятались по пять-шесть человек… Стоим мы на аэродроме, никто нас не встречает, документов никто не спрашивает, денег у нас никаких нет, что делать – неизвестно! Да еще у меня с собой два чемодана костюмов на весь мой репертуар. Когда мы перед отъездом спрашивали, что будем там танцевать, нам сказали: «Возьмите разные костюмы, и где что понадобится – там и станцуете», поэтому пришлось взять все. Держим мы эти чемоданы, озираемся, ощущение такое, будто нас на сковородке поджаривают. И вдруг мимо совершенно случайно проходит наш знакомый журналист из советской делегации – Сергей Петрович Зыков, который предлагает отправиться с ним: «Я лечу на самолете Хрущева – хотите, и вас захвачу?» Так мы втроем сели в самолет и наконец очутились на Асуане.
Хотя вообразить это было уже невозможным, но раскаленный, пламенеющий зноем Асуан оказался еще жарче Каира: к тому же здесь дул отвратительный порывистый ветер, похожий на сухой кипяток, а вокруг простирались одни бесконечные пески… И опять мы не понимали, что делать дальше, опять нас никто не встречал, никому мы были не нужны. Сергей Петрович отвел нас в отель – посреди пустыни торчали два высоченных типично американских билдинга, один из которых, как оказалось, предоставили для советской делегации. В холле мы встретили еще каких-то наших журналистов, но и они тоже ничего не знали и даже ничего не слышали про делегацию артистов. Пока решали, куда бы нас пристроить, мы сидели с чемоданами за столиком в центре холла между двумя лифтами, расположенными друг против друга И вдруг быстро-быстро в холл понабежали какие-то плечистые мальчики в одинаковых сереньких сандаликах, выстроились квадратом по стенам холла и замерли. Нам журналисты машут: «Уходите, уходите скорей отсюда!» Куда? Зачем? Ничего не понимаю! Пожала плечами и никуда не двинулась, так и сижу на своих чемоданах. И тут одновременно открываются двери лифтов, и из одного выходит Президент Египта Гамаль Абдель Насер, из другого – наш Никита Сергеевич Хрущев. Двигаются друг другу навстречу, переступают оба через наши чемоданы, обмениваются рукопожатием и идут вместе дальше. На нас кидаются:
– Вы что здесь делаете?!
– Мы приехали танцевать, своих ищем!
И тут нам срочно предоставили номер, чтобы мы не мешались под ногами. В общем, искали мы делегацию наших артистов еще двое суток. Журналисты нас не забывали, с собой звали: «Да бросьте вы переживать, пошли в бар!» В баре уже свои традиции сложились: «Так, вчера пили “за Гречко”, сегодня давайте “за Громыко” выпьем!» (это не значило – «выпить за здоровье», а всего лишь то, что расходы приписывались к счету за номера кого-то из наших руководителей). С утра опять начинаем поиски: «Мы же артисты, приехали с делегацией…» И опять слышим в ответ: «Ничего не знаем!» На третьи сутки в отеле наконец объявились другие наши артисты – и сразу начались жуткие обиды: «Как это так?! Мы – народные, нас поселили на Ниле, на каком-то корабле в каютах, без всякого кондиционера, там все время качка! А какая-то молодежь в шикарном номере устроилась!» В результате, можно сказать, благодаря нам всех артистов переселили в тот же отель.