И так каждый день я с трудом подымала себя, каждый день сама себя уговаривала: «Ну вот сейчас встану, а в театр можно и не ходить». Потом вставала, ехала в театр и думала: «Ну в театр я съезжу, а на класс сегодня не пойду, можно ведь один раз и пропустить класс». Потом уже в театре решалась: «Раз уж приехала, что уж, пойду на класс – и все, больше ничего сегодня делать не буду». А потом – и класс, и репетиция, и вторая, и еще одна, и так ежедневно, потому что за один только день, когда позволишь себе полениться, расслабиться, всегда расплачиваться приходилось трудом, потом, горькими слезами… Такова наша профессия – работа, работа, работа, как ни банально это звучит. У меня от природы были приличные физические данные, но ведь они только исходный материал, из которого могло ничего не выйти без постоянной изнурительной работы. Если в драматическом театре можно подготовить спектакль и его дальше «катать», то у нас каждый раз перед спектаклем (сколько бы ты его ни танцевала) надо опять репетировать, чтобы все «встало на свои места»: чтобы тело обрело уверенность, чтобы эмоции «вошли», дыхание «вошло», – и так всю жизнь! Повторять, проверять, отрабатывать и все мизансцены, и все сложные места, и самые простые переходы, взгляды, жесты, позы…
И каждый наш день, и вся наша жизнь не укладываются в обычные рамки. Рабочий день – ненормированный, практически не бывает выходных, редко удается провести полноценный отпуск. Всегда сумасшедшее расписание, никогда не располагаешь собой, не знаешь: когда будешь занята, когда освободишься. Случается свободный вечер – а ты уже выжата как лимон; нет ни сил, ни эмоций, чтобы еще что-то воспринимать. Сколько раз думала: «И зачем столько мучений?! Лучше бы я наслаждалась балетом только из зрительного зала!»
Больше никогда…
Довольно рано у меня появилось особое чувство, что чего-то в моей жизни
– Вам надо немедленно ложиться в больницу!
– Я не могу, у меня конкурс, в пять часов утра самолет!
– Нет, вам нельзя никакой физической нагрузки! Вам это – нельзя, то – нельзя, мясо есть – нельзя.
Но я, конечно, настояла, мне сделали укол, я села на самолет и полетела в Варну… И там поняла, что теперь действительно не могу съесть ни кусочка мяса! А нас всюду приглашают, угощают – мясо на углях, мясо с приправами, в вине – одна я все прошу: «Дайте, пожалуйста, что-нибудь вареное…» Мне ничего иного нельзя!
Так и пошло: это – исключается, это – категорически запрещается, этого – уже никогда в жизни не будет. После травмы позвоночника не могла себе позволить хоть немного расслабиться, полениться, как иногда раньше, – мне было необходимо постоянно приходить задолго до спектакля и делать специальные упражнения, без этого я теперь не могла танцевать. Спать после той же травмы могу только на доске, никогда больше никаких мягких кроватей! После автокатастрофы у меня остался шов на лбу – я отпустила челку, и вот уже никогда не будет прически с открытым лбом.
Еще и аварии…
Строго говоря, автомобильные аварии нельзя отнести к профессиональным особенностям жизни балерины, это может случится с каждым. Но раз уж такая страница есть в моей «истории болезней», то я не стану ее пропускать.
Когда мы купили мотоцикл, я, не умея ездить, села, рванула и врезалась в дерево, порвала себе ухо. Когда первый раз села за руль автомобиля – перевернулась. Дело было зимой в Серебряном Бору, Володя учился водить, и я сказала: «Дай мне тоже попробовать». Проехала пять минут, и тут вдруг какая-то тетка появилась вдалеке: я с перепугу, что сейчас ее задавлю, рванула руль в сторону, машина – в сугроб и перевернулась. Ребята машину подняли, поставили, я говорю: «Ну, я дальше поехала!» Но тут уж Володя меня погнал: «Иди отсюда!!!»