– В общем, недурна, – ответил юноша, потянув себя за воротник. – Я видел ее в Мельбурне. Оригинальный вариант, я имею в виду. А это – сильно переделанная штука!
Мистер Вилльерс кивнул и погрузился в программку. Видя, что он не склонен к дальнейшей беседе, его сосед переключил внимание на «Вальс Вопплсов», который теперь быстро и яростно исполнял оркестр из двух человек.
Бартоломью Джарпер – друзья обычно называли его Барти – служил клерком в банке и приехал в Балларат с визитом. Его хорошо знали в светском обществе Мельбурна, и он считал себя истинным законодателем мод. Барти был вхож повсюду, божественно танцевал – так говорили дамы, – исполнял две-три песенки и сам аккомпанировал каждой из них. Его все время видели в театрах, порой он играл на бегах и, наконец, был законченным дамским угодником. Таким образом, не стоило удивляться тому, что, пресыщенный мельбурнскими развлечениями, Бартоломью крайне критически отнесся к скромным усилиям семьи Вопплс его развлечь.
Обычно Джарпер встречался с Вилльерсом в отеле, где первый останавливался, и, поскольку оба джентльмена были пьяницами, они поклялись друг другу в вечной дружбе. Но нынче вечером Рэндольф был очень уж угрюм, так как голова у него все еще болела, и в перерыве между актами Барти начал высокомерно обводить взглядом публику, посасывая набалдашник своей трости.
Оркестр как раз принялся играть финал «Вальса Вопплсов», когда мистер Ванделуп, хладнокровный и спокойный как всегда, вошел в театр и, увидев рядом с Вилльерсом пустое место, занял его.
– Добрый вечер, друг мой, – сказал он, прикоснувшись к плечу Вилльерса. – Наслаждаетесь пьесой, а?
Рэндольф сердито сбросил руку француза и мстительно уставился на него.
– А, вы все еще таите на меня обиду после того маленького эпизода с канавой, – сказал Ванделуп с веселым смехом. – Бросьте, это было недоразумением. Давайте же станем добрыми друзьями!
– Идите к дьяволу! – сердито прорычал Вилльерс.
– Хорошо, друг мой, – насмешливо кивнул француз, безмятежно скрестив ноги в лодыжках. – Все мы, в конце концов, нанесем визит этому джентльмену. Но пока мы на земле, можно было бы вести себя более любезно. Видели ли вы недавно вашу жену?
Этот с виду небрежный вопрос заставил мистера Вилльерса вскочить – к большому удивлению Барти, который не понял, почему тот так неожиданно встал.
– А! Полагаю, вы хотите взглянуть на театр, – заметил мистер Ванделуп лениво. – Здание ужасно уродливо, но есть в нем несколько искупающих черт. Конечно, я имею в виду количество собравшихся здесь хорошеньких девушек.
Гастон повернулся и в упор уставился на сидевшую сзади рыжеволосую девицу, которая покраснела и захихикала, думая, что он говорил именно о ней.
Рэндольф со вздохом снова уселся. Видя, что ссориться с Ванделупом совершенно бесполезно, настолько хладнокровен этот молодой человек, мистер Вилльерс решил извлечь из плохого хорошее и с примирительным видом протянул французу руку.
– Спорить с вами нет смысла, – сказал он с неловким смехом, когда Ванделуп принял его руку. – Вы так чертовски добродушны!
– Так и есть, – ответил Гастон, спокойно изучая программку, – я полон всех христианских добродетелей.
Тут Барти, на которого произвели впечатление внешность и разговор француза, театральным шепотом попросил Вилльерса представить его, что и было сделано. Ванделуп холодно осмотрел молодого человека с ног до головы и в конце концов решил, что мистер Барти Джарпер «деревенщина», ибо, какой бы морали ни придерживался француз, он был абсолютным джентльменом. Однако, как всегда дипломатичный, Гастон не высказал своих мыслей вслух, а занял место рядом с Барти и бойко болтал с ним до тех пор, пока оркестр не закончил игру несколькими финальными «бац!» и занавес не поднялся для третьего акта.
Сцена представляла собой интерьер ломбарда, где ростовщик, джентльмен с еврейским акцентом (мистер Бакстон Вопплс), продает судок нечестному управляющему, вернувшемуся из Америки и переодетому моряком. Обедневшее семейство врывается, чтобы купить судок, но обнаруживает, что реликвия исчезла, и осыпает ростовщика упреками. Чтобы унять их, хозяин ломбарда прячет незваных гостей по всему ломбарду – на тот случай, если бесчестный управляющий вернется. Управляющий и вправду возвращается, и, обнаружив завещание, рвет его на сцене, на которую отовсюду выбегают члены обедневшего семейства.
В конце концов бывший управляющий объявляет, кто он такой, и возвращает судок и поместья семейству, после чего все на всех женятся – к большой радости мальчиков на галерке, открыто выражающих свое мнение по этому поводу, – и занавес падает под гром аплодисментов.
В общем и целом, «Судок» прошел с успехом и, как сказал мистер Вопплс, будет идти с таким же успехом еще как минимум три вечера подряд – а он, как импресарио со стажем, хорошо разбирался в таких вещах.