Мадам Лафарг

Мне хотелось взять заколку из ее волос, но я не осмелилась. В моих глазах она была святыней. Но коснуться ее лба последним поцелуем я имела право, поцелуй заледенил мне губы, а потом и жизнь. Я потеряла сознание.

Меня отнесли в мою спальню»[79].

Когда Мария Лафарг умерла, медики сделали вскрытие, как сделали они его после смерти г-на Лафарга. И вот их заключение:

«Сердце осталось здоровым, болезнь поселилась в мозгу».

Думаю, что дальнейший рассказ подтвердит их заключение.

9

После смерти мадам де Коэхорн судьбой Марии Каппель занялась г-жа Гара.

Осмелюсь сказать, что природа совершила ошибку, когда наделяла тетю и племянницу – нет, не сердцем, а воображением.

Луиза, обладавшая неизъяснимой притягательностью, чаровавшая поэтичностью, отличалась на диво спокойным нравом и рассудительностью.

Мария, скорее дурнушка, чем красавица, лишенная свежести и шарма, равняла себя с героинями романов.

В пятнадцать лет Луиза, сияя ослепительной красотой, будучи в родстве с королевским домом, могла бы мечтать о знатном женихе, молодом элегантном красавце. Но она вышла замуж за Поля Гара, дворянина со вчерашнего дня, внешне непривлекательного – а какая девушка не украшает свои мечты о любви красотой и обаянием? – но зато он занимал высокое положение в мире финансов.

Мария в пятнадцать лет, сирота, без единого из очарований своей тети, вообразила себе – словно могла рассчитывать на другого супруга, нежели тот, который согласился бы взять ее в жены, – идеального жениха, заняв им все свои помыслы. Она честолюбиво возжелала для себя из ряда вон выходящего мужа – он должен был выделяться или красотой, или элегантностью, или знатностью рода, или собственной одаренностью. Ей было безразлично, в чем именно он будет превосходить всех, но превосходить он должен был непременно, так как, если вдруг не проснется любовь, она будет любить его из гордости.

«Сколько раз я пыталась, – пишет она, – согнуть спину, подставив ее под свинцовый плащ, который общество набрасывает на тех, кто соглашается принять его ярмо, но безуспешно. Развлечение я видела только в одном – в возможности учиться.

В развитии своих способностей я видела возможность быть любимой и оттачивала свой ум ради того, кого надеялась встретить в будущем, кого ждала как спутника моей жизни. Если я записывала какую-нибудь достойную мысль, я читала ее ему , если преодолевала трудность в игре на фортепьяно – ему демонстрировала свою победу. Я гордилась, когда дарила ему радующий меня поступок, но не решалась думать о нем, когда бывала недовольна собой. Я мечтала, но мечтала не о мужчине, не об ангеле – о том, кто должен был любить меня . Я остерегалась говорить о своем идеале с тетей. Раз или два я попробовала, но она мне ответила, что моя мечта и реальный муж не имеют ничего общего; что мечты мои неподобающи и опасны; что девушкам положено мечтать о достойном месте в свете, удовольствиях, богатстве, хорошем приданом, прекрасных подарках от жениха, а все остальные желания, если они, по несчастью, возникают, нужно держать под семью замками»[80].

Мария Каппель обозначает только инициалами первого претендента на ее руку и удивительно правдиво передает свое впечатление от сделанного ей предложения, которому не сопутствовало ни одно из тех необыкновенных обстоятельств, какие обычно сопровождают любовное объяснение в романах.

«В начале этой зимы моей руки попросил г-н де Л. Не могу передать охватившего меня глубокого волнения, когда моя тетя де Мартен передала мне слова любви – первые, обращенные ко мне. Я почувствовала себя сильнее, сердце мое забилось быстро-быстро, глаза заблестели жизнью, оживилось лицо. Я была польщена, я почувствовала благодарность. Мне не хотелось выходить замуж за г-на де Л., но я увидела в нем провозвестника великого счастья, о котором мечтала в будущем. Г-на де Л. я видела всего несколько раз, он был молод и красив, чудесно пел, был очень любезен. Думаю, скажи он мне шепотом, что любит меня, я приняла бы его предложение, но он объявил о своей любви во всеуслышанье и сказал о ней не мне, а моей тете. О своем чувстве он объявил столь надлежащим образом, что опоэтизировать его не было никакой возможности. Я же не могла решиться и зажить реальной жизнью, прежде чем не расцветут, а потом не увянут мои иллюзии. Мне представлялось, что, отказавшись от своих мечтаний, я сожгу лучшие страницы в книге своей судьбы, торопясь добраться до последней страницы. Но я не хотела оказаться в конце, не прожив начала»[81].

Судите сами – фатальность судьбы Марии Каппель в этих словах: она открыто бунтует против социальных условностей, но если мужчина может порой преодолеть их богатством или гениальностью, то женщина неизбежно потерпит в этой борьбе поражение.

Однако, прежде чем наложить на несчастную Марию Каппель печать отвержения, Провидение послало ей ослепительное счастье. Не будем завидовать, счастье было недолгим. А пока вернемся к нашему рассказу.