Мадам

А когда я переступил порог знаменитой резиденции (солидной, двухэтажной виллы с крышей, покрытой красной черепицей; здания, по первой прикидке, построенного в тридцатые годы), то действительно будто попал в другой мир. Уже не только запахом или еще какой-то мелочью, как в Центре, отличалось Французское посольство от самых дорогих и импозантных апартаментов, какие мне довелось повидать в народном государстве. Все было другим, и это сразу бросалось в глаза, начиная от пола, застеленного ковром, переливавшимся от пурпурных до голубых тонов, белоснежных стен, уютно подсвеченных небольшими софитами с целью акцентировать внимание на висящих на стенах предметах декора (репродукциях картин, фотографиях Парижа, плакатах), современной мебели приятного цвета и гармоничной формы до остальных в обилии представленных деталей интерьера. На чем бы взгляд ни останавливался, все поражало, казалось незнакомым, открывалось в новом качестве — будто явилось с другой планеты.

Однако мне удалось отразить атаку первого потрясения, и с терниями булавок в брюках (язвящих душу, а не тело) я вошел в приемную. Там распоряжалась полька, опять нетипичная, из той же породы, что и «серебряная» Марианна, хотя уже не такая аристократичная. Ее, очевидно, предупредили, что в посольство явится некий молодой человек, и она сразу передала по телефону, — наверное, mademoiselle Легрис, — что я пришел и ожидаю в приемной, после чего, мило улыбаясь, принялась развлекать меня легкой беседой. Ей известно, что я владею французским языком, но настолько ли хорошо, чтобы за него не беспокоиться? Если у меня есть сомнения, она всегда готова прийти на помощь. — Я вежливо поблагодарил ее. — Прекрасно! Однако если все же возникнут затруднения, то не надо стесняться… Она всегда на месте. — Я слегка поклонился в светской манере («благодарю вас, я высоко ценю ваше участие»).

Тем временем тихо, мы даже не заметили (ковры, звукоизоляция стен), к нам подошла mademoiselle Легрис — эталон канцелярской богини (западного качества, разумеется): стройная, в облегающем костюме, аккуратно подкрашенная, с каштановыми волосами и зелеными глазами. Классическая секретарша из французского журнала мод… Поздоровавшись со мной (руки не подала), она пригласила меня наверх — там, видимо, находились кабинеты Service Culturel.

У нее был приятный голос, звонкий и мелодичный, и спокойная ровная речь, построенная из простых и ясных фраз. Она, вероятно, старалась облегчить для меня восприятие чужого языка, поэтому время от времени внимательно заглядывала мне в глаза, чтобы убедиться, что я ее правильно понял. Однако все, вместе взятое, — эта почтительность выражений вкупе с мягкой шелковистостью голоса и особенно выражением лица (пристальный взгляд) — оставляли впечатление, что она меня нежно… завлекала. Если бы кто-нибудь со стороны увидел нас, не понимая, о чем идет речь, и не зная языка, а только воспринимая ее слова как игру звуков, он мог бы решить, что она играет со мной… соблазняет… затягивает в пучину сладких грез.

«Сирена, — подумал я, глядя на ее губы, с воркованием произносящие звуки французской речи. — Жаль меня не предупредила серебряная Марианна, а то я бы привязался к мачте».

На самом деле то, что пела мне зеленоглазая чаровница, было совершенно невинным, деловым, я бы сказал, служебным разговором.